Сын убийцы миров

– «Спасибо». Ты мне сейчас это сказала так же как в первый раз. Когда поскользнулась, а я поддержал и упасть не дал. Я тогда еще удивился – за что «спасибо»? Ведь вроде ничего особенного. А когда постоял, подумал, так и понял – это ты сказала, сестренка, чтоб мне приятно было. И я тогда сразу подумал: хорошие вы ребята. И ты, и Олежик. Ну Олежик-то – это отдельный разговор. Я тогда уж понял, что он и направит, и подскажет, что надо мне его держаться, а то пропаду совсем…

Он все раскрывал и раскрывал рот, производя какие-то звуки. Жестикулировал и объяснял. Кивал сам себе и поддакивал. Я же не понимала ни слова. Вообще ничего.

Влажная ночная мгла, ввалившаяся в комнату, доконала меня окончательно. Я стояла и смотрела. И больше ничего не было – лишь мой остановившийся взгляд и мое застывшее тело. И если взгляд был все-таки мой, то тело принадлежало мне только на правах аренды.

Или все-таки как хозяйке? А зачем мне это хозяйство? Знать бы – тогда и хозяйствовать можно. Вот, например, указательный палец правой руки. И что с ним делать?

«Эй, палец, – позвала я. – Иди сюда! Скажи, что делать с тобой?»

С таким же успехом я могла позвать и стенку спальни. Или кровать. Палец не приблизился к моему взгляду ни на миллиметр. Может, он не знает что такое «миллиметр». Темный, необразованный указательный палец – откуда ему знать?

И тут вдруг воспоминание молнией озарило мне истину. Простую, но важную. Расставляющую все по своим местам. Ведь глупый палец не знает, как ходить! Потому и подойти на мой зов не может. Как сгибаться – знает. Может быть он даже и согнулся сейчас по моей команде – просто мне этого отсюда не видно.

Зато есть одна часть в моем теле, которая знает, как приблизить ко мне палец. Кажется, она называется мышцей. Специальной такой мышцей, имеющей даже свое собственное имя. Причем, красивое: «бицепс». Мышца эта находится на той же руке что и палец, но ближе, гораздо ближе. И выше по руке. Она тоже глупая и тоже понимает только одну команду: напрячься! Вернее две. Еще: расслабиться! Но мне сейчас надо дать первую команду. И я даю ее.

Результат получается не совсем такой как требовался.

Бицепс, кажется, выполнил команду. Но палец перед моим взглядом так и не предстал. Рука подпрыгула – только не прямо, а как-то наискосок. И резко шмякнула по моей груди. Мне-то ничего, а груди больно.

Ну что ты будешь делать с этими глупцами?!

Что делать? Ответ очевиден: управлять правильно. Чтоб эти дурики делали не свои простые действия, а объединенные, сложные действия, которые и нужны мне, умной. А для этого необходима самая малость – комплексная команда. Которая дается не одной глупой мышце (хоть и с красивым названием «бицепс»), а сразу нескольким мышцам. И тогда они доставят мой указательный палец туда, куда я потребовала. А не куда каждая из них по глупости своей может его доставить!

Не легкая, однако, это задача – управлять правильно…

Хотя и странная. А как еще можно управлять? Левельно? Только «правильно»! Больше вариантов нет.

Или есть?

Есть, есть! Но какой-то этот вариант совсем странный. Оказывается, еще можно управлять как-то «неправильно».

Тут получается вовсе непонятно. Если «правильно», то откуда берется «не»? А если «неправильно», то как там, внутри этого слова оказалось «правильно»? Раз «неправильно», то ничего «правильного» вообще не должно там быть. Катахреза!

Что? – спросила я себя.

Катахреза! – гордо ответила я сама себе.

У меня раздвоение личности? – спросила я.

В ответ раздался целый хор голосов:

Личности?…

Наличности?…

Неприличности?…

Отличности?…

Безразличности?…

А в морду?

Спать…

Есть…

Пить…

Любить…

Лежать, лечь, ложись…

Радуйся, радуйся, радуйся!…

Я пыталась ухватить хоть один из этих голосов. Поговорить, выяснить откуда они взялись. Но они множились и множились. Кричали и спорили – каждый сам по себе. Пока не слились в неразличимый гул.

Вероятно, я по-прежнему стояла около открытого окна. Моя рука была прижата к груди, а глаза уставлены в одну точку. Но эта точка стремительно сокращалась, съеживалась. И вместе с ней съеживалась я сама.

Я исчезаю… – пронеслась холодная, прямо-таки ледяная мысль.

Это смерть? – из последних сил подумалось мне.

А какая разница? Как ни называй – тебя все равно не будет. Не станет. Нет.

Кажется, кто-то что-то говорил. Не внутри меня. И не Серега. Еще кто-то. Он приказывал. Он орал на Серегу.

А Серега не мог остановиться – все болтал и болтал. Что-то свое, что уже и смысла не имело, а было понятно только ему одному. А может и ему даже не понятно…

И тогда тот, третий, ударил Серегу. Наотмашь. Открытой ладонью. Даже не ударил, а так – пощечину отвесил.

Серега захлебнулся, смолк. Удивленно облизал окровавленную губу.

И заговорил снова. Но при этом опасливо поглядывая на того, третьего. И выполняя его приказы.

А приказы были следующие:

– Подхватывай ее! И держи за плечи! А я возьму за ноги. Понесли, быстро! Да не на кровать, ант ты дурной! В дверь!

Перед моим взором промелькнули стены комнаты, ее далекий, едва различимый в темноте потолок. Потом мы миновали дверную коробку, стало совсем темно.