Сын цирка

Доктору не показалось, что звонок заместителя комиссара полиции Патела с просьбой о встрече является неразрешимой проблемой. Хотя Дарувалла и не понимал его значения, однако допускал, что у Патела есть основания для такой просьбы и для него это дело решенное. Однако все эти проблемы выглядели мелкими по сравнению с ужасными воспоминаниями Фарука об огромной блондинке с больной ногой.

— Дорогой, сейчас нам не следует оставлять Джона одного. Подумай об этой хиппи в другое время, — прошептала Джулия на ухо мужу.

Чтобы вывести Фарука из транса и напомнить ему о своих нежных чувствах, Джулия обняла его, то есть просто обхватила руками между грудью и маленьким брюшком. Совершенно неожиданно Дарувалла скорчился от боли. Резкие болевые ощущения в боку, в районе ребер, сразу же напомнили доктору о столкновении со второй миссис Догар в фойе клуба Дакуорт. Фарук рассказал жене о том, что тело этой вульгарной женщины оказалось крепче каменной стены.

— Но ты говорил, что упал. Возможно, причиной травмы стал удар о каменный пол, — сказала ему Джулия.

— Нет! Причина в этой проклятой бабе. У нее тело, как скала. Она сбила с ног еще и мужа. Устояла на ногах только она одна. Грубая бабища! — сказал Дарувалла.

— Думаю, здоровья у нее хватит на десятерых, — поддержала его жена.

— Она поднимает штангу! — сообщил Фарук.

В памяти Даруваллы мелькнула мысль, что миссис Догар кого-то ему напоминает. Должно быть, кинозвезду из старого фильма. Как-нибудь вечером он обязательно определит это, просматривая видеокассеты. В Бомбее и Торонто у доктора скопилось много видеокассет с записями старых кинофильмов. Теперь трудно представить, как раньше он мог жить без видеомагнитофона. Фарук вздохнул, отчего травмированное ребро отозвалось легкой болью.

— Давай я намажу его мазью, дорогой, — предложила Джулия.

— Мазь лечит ткани, а у меня болит ребро, — отверг помощь жены доктор.

— Ты ударился о плечо миссис Догар или об ее лоб? — Джулия все еще придерживалась теории о том, что он ударился, упав на каменный пол.

— Ты думаешь, это очень смешно. Но клянусь: я ударился о ее грудь, — признался Фарук.

— Именно поэтому нет ничего удивительного в том, что ты так сильно ушибся, дорогой, — сказала Джулия, считавшая, что у миссис Догар вообще не наблюдалось никакой груди.

Доктор чувствовал, как жена переживает за Джона Д. Ее больше волновало то, что милого мальчика не предупредили о будущей неприятной встрече, а вовсе не то, что Инспектор Дхар остался в одиночестве. Доктору показалось, что нерешенная проблема с братом-близнецом все же достаточно тривиальна и столь же второстепенна, как размер груди миссис Догар по сравнению с бюстом огромной блондинки в ванной отеля «Бардез». Двадцать лет не смягчили воспоминаний о неприятностях, случившихся тогда с доктором и изменивших его больше, чем вся последующая жизнь. Они сохранились нетронутыми и яркими, несмотря на то, что больше он никогда не возвращался в Гоа. Неприятные ассоциации затмили для него прелесть всех других пляжей и курортов.

Джулия узнала это выражение его лица. Она понимала, как далеко зашел он в своих воспоминаниях, и знала, о чем они. Нужно было бы выйти из спальни и предупредить Джона, что доктор быстро к ним присоединится, но она не хотела бросать мужа в таком состоянии. Верная жена, она осталась сидеть рядом с Фаруком. Порой ей хотелось сказать ему, что во всем виновата его любознательность, но такое обвинение было не до конца честным, и Джулия молчала. Ее собственные воспоминания тоже были очень сильными, но не столь мучительными и детальными, как у доктора. Она не забыла, как Фарук стоял на балконе отеля «Бардез», напоминая скучающего и непоседливого ребенка.

— Как долго моется в ванной эта хиппи, — сказал доктор жене.

— Она выглядит так, будто ей необходимо хорошенько вымыться, дорогой, — ответила ему Джулия.

Именно тогда Фарук подтянул поближе рюкзак хиппи и уставился на его верхний клапан, оказавшийся не до конца закрытым.

— Не смотри ее вещи, — произнесла жена.

— Там книга, а мне интересно, что она читает. — И Фарук вытащил роман «Клеа», лежавший наверху.

— Положи обратно, — приказала Джулия.

— Положу! — сказал доктор, однако уже читал отмеченный карандашом абзац — тот самый, который не поняли таможенник и двое полицейских.

— У нее чувствительность, как у поэта, — удивился Дарувалла.

— С трудом верится. Положи книгу обратно! — еще раз сказала жена.

Однако сделать это оказалось не так-то просто — там что-то мешало.

— Не ройся в ее вещах! — повысила голос Джулия.

— Я вовсе не роюсь в ее вещах, — ответил Фарук. — Проклятая книжка не влезает.