Теперь же все планы рушились. Атауальпа убит по приказу наместника уну Тальян Уалтопы, который в ходе наступления на север уже достиг Амбато. А у китонцев бардак и дележ власти — и хоть победитель в нем уже определился, у Руминьяви не хватит сил для войны против всей Тауантинсуйу. О том же, чтобы прийти в Тампис раньше Уаскара, уже не может быть и речи. Вероятнее ж всего, вскоре подойдет Уаскар с “Громотрубной армией” Атока и Южной армией Топа Атау — и тогда дни северян будут сочтены. И тут-то кто-нибудь и вспомнит и про него — на этот счет Чиримаса не обольщался. Да, пока идет война — многие готовы умереть, но ничего не сказать — ведь любой человек знает, что ни боги, ни предки не простят предательства. А что может быть страшнее, чем оказаться в нижнем мире, где царит вечный холод и нечего есть? Впрочем, и тут есть варианты. Но после поражения все будет иначе — вымаливая у Уаскара помилование, люди готовы будут выдать любую информацию. И тут-то кто-нибудь обязательно вспомнит и про него, хатун кураку Тамписа Чиримасу… Что будет дальше — тут нечего и думать. Инки не прощают предательства. Оставалось два варианта действия. Можно, собрав ополчение, пройти через полудикие земли Гуякиля, практически только формально входящие в уну Кито, и прийти на помощь Руминьяви — вот только в его победу Чиримаса уже не верил. А можно поступить иначе — попытаться выслужиться перед инками чтобы они не поверили показаниям китонцев. Наиболее знающих из которых, причем, можно и убрать. Искать же повод выслужиться долго и не надо — он фактически на поверхности: отличиться в разгроме китонцев. Единственная проблема — он не имеет права проводить мобилизацию, это полномочие местного камайока. Потому сначала требуется получить разрешение у Уаскара — но с чего бы ему не дать его?
Глава 13
Испанцы подозревали, что будет предпринята какая-нибудь попытка такой спасательной операции. Их подозрения вскоре переросли в убежденность. Поползли слухи. Вождь Кахамарки пришел к губернатору Писарро и сказал ему, что Атауальпа совершенно точно посылал приказ собрать воинов, находившихся на его родине в Кито. “Все эти воины находятся под командованием великого военачальника по имени Руминьяви, и они очень близко отсюда. Они придут ночью, нападут на этот лагерь и подожгут его со всех сторон. Первым они попытаются убить тебя и освободят из плена своего господина Атауальпу. Двести тысяч индейцев из Кито идут сюда, и среди них 30 тысяч караибов, которые едят человеческое мясо”…[66]
(Тауантинсуйу, уну Кито, Амбато. 3 мая 1529 года)
Посланцы Руминьяви явились в Амбато через два дня после отхода большей части ополчения на юг, о чем немедленно доложили Уалтопе. Услышав это известие, он приказал немедленно вести их к нему, и вскоре четверо охранников ввели в помещение двух китонцев, по одежде явно принадлежащих к знати племени кара — хотя вспомнить их наместник уну Тальян не смог. Видимо, свою карьеру сделали они уже при Атауальпе, а то и, что куда вероятнее, уже при Руминьяви, до того занимая весьма невысокие должности. Впрочем, для наместника сейчас это не играло совершенно никакой роли. Поприветствовав их как положено — все ж послы — он решил ради интереса выслушать, что они предложат.
— Наш повелитель велел передать тебе, что если ты завтра же не уйдешь с наших земель, то он придет сюда с армией, — высокомерно начал посол, — Думаю, ты понимаешь, что это значит…
— Лишь то, что несколько тысяч ваших солдат уже никогда не смогут вернуться домой, — с абсолютным спокойствием ответил наместник, своим ответом явно сбив посла с толку.
— Да мы сотрем твою армию в порошок! — резко выкрикнул тот, — У Руминьяви двадцать пять тысяч профессиональных солдат и сорок тысяч ополченцев! А что у тебя? Пара тысяч дезертиров да ополчение каньяри?!
“Точно из новых, — усмехнулся Уалтопа, подумав о том, как легко ему удалось вывести китонца из себя, — Опыта никакого явно. Да и блефовать не умеет — больно грубо сработано”.