Сын Сарбая

Вот тут-то и поднялась из-за швейной машины Сайраш и, переступая через волны материи, подошла к нему. В руках у нее появилась длинная узкая лента, она ловко набросила ее на шею Дардаке… Лента была гладкой и скользкой, и от нее по телу пробежал холодок.

— Зейна! — певучим голосом сказала Сайраш. — Возьми бумагу, записывай…

Ой, как давно, с младенческих лет, никто не снимал с Дардаке мерку! Он даже и не помнил, носил ли в своей жизни что-нибудь сшитое на него. Рубашки, штаны — все это приходилось донашивать. Не только отцовское, но и полученное в подарок или купленное у старшеклассников. А тут Сайраш клеенчатой ленточкой, на которой нанесены черточки и цифры, стала измерять длину его рук, ширину плеч, талию. А потом опустилась перед ним на колени… Да, да — стоя на коленях, она проверяла длину и толщину его ног и громко диктовала разные цифры, а Зейна с самым серьезным видом записывала.

Вдруг Сайраш удивленным голосом воскликнула:

— Э, Дардаке, а ведь размеры-то у тебя мужские! Ты уже не мальчик, а юноша!

И в ответ как-то неестественно рассмеялась Зейна, а он, точно козленок, попавший в капкан, беспомощно озирался.

— Зачем вы меня позвали, зачем измеряете? Если хотите шить, разве нельзя сделать на глазок?

Зейна покачала головой:

— Эх, ты, неужели не понимаешь? Стой смирно, не крутись, не мешай маме. Она хочет добиться, чтобы одежда сидела на тебе складно, как на солдате, вернувшемся с фронта победителем.

Она, кажется, и правда восторгалась своим товарищем. Но смешинки то и дело сверкали в ее глазах, и Дардаке смущался все больше и больше.

Когда же наконец обмер закончился и Дардаке повернулся, чтобы уходить, Зейна спросила:

— А разве тебе не интересно, что тут без тебя произошло? Сядь и слушай, а я буду тебе рассказывать.

Но Сайраш сказала:

— Вы мне будете мешать, лучше идите погуляйте.

— Идем, идем! — обрадовалась Зейна и схватила неловкого парнишку за руку.

* * *

Уже темнело, но воздух был теплым, ветерок только слегка шевелил косынку на голове Зейны. Девочка шла по тропе. Подымаясь на зеленый холм, она все еще держала Дардаке за руку и даже слегка тянула его за собой. Внизу, в юртах, гудели голоса и доносились сюда, на холм, как тихая музыка. Слов не было слышно, никто не спорил, никто не стремился перекричать другого. Иногда звучал детский смех. Ни один ребенок в этот вечер не плакал. В темно-синем небе одна за другой вспыхивали звезды.

Дардаке послушно шел за Зейной. В голове его роились сотни вопросов, но задавать их он не решался. Зейна сказала, что будет рассказывать. Если она молчит — значит, так надо, нельзя нарушать условия игры. Тоненькая и обычно быстрая, Зейна сейчас ступала медленно и важно. Когда они поднялись на вершину холма, закатный луч озарил ее узкое лицо. Только сейчас Дардаке заметил, что шелковая косынка на голове у нее новая, цветастая.

— Тебе нравится? — спросила Зейна кокетливо.

— Очень! — искренне сказал Дардаке.

— А я смотрю на тебя — ты такой же, каким был раньше. Может быть, когда мама сошьет тебе новую рубашку и брюки, ты правда станешь похож на героя…

Дардаке помрачнел:

— Хочешь посмеяться надо мной? Для этого позвала?

— Нет, нет, я больше не буду. Садись на этот камень, а я буду стоять. Докладчики ведь никогда не сидят…

И она стала рассказывать. Все, что она говорила, было удивительно и неправдоподобно. Столько событий за один день. Ах, как жалел Дардаке, что его не было! Но может быть, так даже лучше. Если б он присутствовал тут, Зейна теперь бы не рассказывала, не стояла бы перед ним на холме. А в этом-то и состоит самое лучшее — в том, что она здесь, перед ним, увлеченная и радостная, смотрит ему прямо в глаза и говорит, говорит.

— Во время дневной дойки, когда все сошлись в аиле и не хватало только тебя и дедушки Буйлаша… — Зейна отвлеклась, и это помешало рассказу. — Дедушка, как назло, уехал сегодня за кумысом на коневодческую ферму и там заночует… Как же досадно, что его не было! Ему ведь тоже привезли подарок — премию за то, что в свои восемьдесят лет помогает женщинам на ферме. Ах, жалко, ужасно жалко, что мы тебе не показали теплый стеганый халат, который привезли в подарок дедушке…

— Зейнаш, рассказывай подробно, с самого начала, я все хочу знать. Кто приехал? Откуда? Наверно, не ангелы с неба?

— Ой, Дардаш, на двенадцати конях примчались всадники в серых, синих и черных непромокаемых плащах и в шляпах. У всех двенадцати были хорошие кожаные сапоги. Я нарочно смотрела — ни у одного ни одной даже маленькой заплатки. У всех под плащами были вельветовые костюмы, о которых давно забыли простые люди. Приехали с всадниками и четыре лошади, навьюченные тюками и ящиками, их разгрузили перед юртами. Женщины и ребятишки сбежались смотреть на приезжих. Но мы знали только двух из них — нашего председателя колхоза, усатого Закира, и завскладом Юнyса. Они держались тихо и скромно, впереди же ехал на черном скакуне — он единственный был не в шляпе, а в фуражке — настоящий витязь с разрубленной щекой. У него шрам идет отсюда и досюда…

— Это секретарь райкома партии Ахунбaев Мусa, — пробормотал Дардаке.