Сын Сарбая

Ах, тогда много пели! Недаром, наверно, говорится, что женщина в горе всегда певунья. В полях, в огородах, на пастбище, в одиночку и собравшись вместе, пели в годы войны и женщины и дети.

Вот и сейчас Дардаке затянул песню того времени:

Красноармеец родимый,
Пусть твои дела идут хорошо.
Разори гнездо подлеца,
Что затеял войну.

Дардаке даже глаза зажмурил, чтобы лучше и громче петь. Уж так он старался, надрывался изо всех сил: думал, что каждому, кто услышит, должно понравиться его пение. И вдруг услышал надтреснутый голос старого Буйлаша:

«Не пой так протяжно, сынок! Не терзай мой слух страшным словом „война“! Столько бед принесла людям — лучше ее не вспоминать. Двух сыновей взяла у меня и любимого зятя. Единственная моя дочка Сайраш в молодые годы стала вдовой и с крохотной своей Зейной переехала из столицы в наш дальний кыштак… Не надо, не пой военных песен, Дардаке, храни их в сердце, но не досаждай нам тяжелыми воспоминаниями. Лучше пой о веселье, о счастье, о радостях людей…»

Открыл глаза Дардаке, хотел кинуться на грудь старику — так он по нему соскучился. Но что такое — нет никого… Неужели почудилось? Да, так бывает с теми, кто долго ходит в горах один. Мерещатся голоса близких людей. И то, что слышал неделю и месяц назад, повторяется, будто сказанное вслух. От многих старых пастухов известно было Дардаке об этом. Иначе бы испугался. Но все-таки удивительно! Вроде бы как живой рядом стоял дедушка Буйлаш.

«Эх, — сказал себе Дардаке, — если и нет его здесь, значит, хочет издали услышать. Спою-ка я по его заказу веселую песню».

И Дардаке влез на высокий камень. Он даже приподнялся на носках, чтобы громче получилось и сильней. Вот уж он запел так запел! Чуть пополам не треснул от натуги:

Мягкий бархат — волос твой,
Колокольчик — голос твой,
Ты расти, расти большой,
Жеребенок милый мой!

Тут раздался громкий возглас:

— Молодец, парень, хорошо поешь!

Повернувшись на голос, Дардаке увидел, что весь северный склон горы усеян белыми и серыми пятнами. Это стадо овец перевалило сюда через гребень. А вот и чабан скачет, изо всех сил подхлестывая свою коротконогую, редкохвостую клячу. Да нет, не чабан, а помощник чабана — сын его Чекир, вот кто скачет с горы. Дардаке обрадовался, помахал ему рукой, но Чекир вихрем налетел, сорвал с его головы войлочный колпак, засунул себе под колено.

— Эй ты, — заорал он, — певец бесштанный! Догонишь — отдам тебе твою вшивую тряпку, не догонишь — изорву в клочья!

Чекир был года на три старше, выше ростом — ему подшутить захотелось над Дардаке, подразнить мальчишку. Он с хохотом носился туда-сюда. И вот остановился шагах в тридцати.

Дардаке посмотрел вокруг — не нашел в траве куска глины или камня, нечем было швырнуть в обидчика. Гнаться пешему за конным — толку не будет. Все кипело в душе у мальчишки, но он старался показать полное равнодушие и даже отвернулся.

— Что, коровья жижа, боишься меня! — издевался Чекир. — Смотри, сажусь на твою шляпу. Хеп! Хорошо, мягко, Ракмат!

Тут он опять погнал клячу вверх. Трудно было старушке скакать по горам. Увидев, как тяжело она подтягивает задние ноги, Дардаке не удержался — скинул бешмет и побежал за всадником. А Чекиру только того и надо. Стал крутиться, выделывать всякие штуки. То подбрасывал и ловил колпак, то, свесившись в седле, волочил, сбивая головки одуванчиков. Свистел, гикал, делал Дардаке страшные рожи. Старая его лошаденка тоже, наверно, соскучилась по игре. Дает подбежать, машет-подманивает своим трехволосым хвостом и вдруг отскочит, как жеребенок. Похоже, что боевая у нее была молодость.

Сколько ни бегал Дардаке, не мог догнать Чекира. Ругал его, проклинал его:

— Стой, червивоголовый! Подобру говорю, стой! Поймаю — ребра переломаю! — Он запыхался, язык одеревенел во рту, пот катился по спине ручьями, злость распирала его. — Эй, берегись, Чекир!

До того добегался бедный Дардаке, что глаза стали слипаться от пота. Пришлось остановиться, отдышаться. Он вытер лицо рукавом, осмотрелся и вдруг увидел, что овцы Чекира не на горе уже пасутся, а перебрались ниже, на склон холма. Вскрикнул от радости Дардаке, мгновенно созрел у него план мести. Он открутил длинную ветку арчи и с бешеным воплем кинулся гнать овец вниз, вниз, в долину, к коровам. Вот когда сердце его наполнилось ликованием: нелегко будет Чекиру заставить коротконогих, жирных овец подняться в гору.

Боясь коров и быков, овцы сбились в кучу и жалобно блеяли. Коровы, недовольные тем, что к ним пришли незваные гости, сердито замычали и нагнули рогатые головы.

Чекир пока еще играл, размахивая колпаком, зазывал Дардаке. А хитрый парнишка уже предвкушал победу. Он теперь настолько был в себе уверен, что даже к ручейку подбежал, бросился на колени, ополоснулся, напился и со свежими силами погнал вниз и тех овец, что еще задержались на склоне.