Сын рыбака

У одного Оскара не было ни большого хозяйства, ни фабрики, он по-прежнему оставался простым рыбаком, которого ждали в родном поселке жена с сыном. По вечерам, когда в большой людской играла гармоника и молодые люди, подогретые пивом, веселились напропалую, Оскар сидел в сторонке и наблюдал их с чувством щемящей боли. С какой радостью он присоединился бы к своим беспечным товарищам! Он никогда не мог быть с Анитой таким, какими были его товарищи с подругами. Ах, если бы она была простой девушкой-рыбачкой, которая не стыдится облипших чешуей красных рук, — насколько счастливее сложилась бы его жизнь!

Иногда в такие вечера Оскар шел к Калнбирзе послушать рассказы старого крестьянина. Все чаще глаза его останавливались на Марте, которая наблюдала за ним внимательным взглядом, выдающим робкое, еще бессознательное влечение.

Как хороша она была в этой простоте, в этом неумении скрывать чувства, какую ясную речь вели ее сияющие глаза, когда они встречали спокойный взгляд Оскара!

Индрик пытался приударить за ней, но безрезультатно; напрасно и Кристап постоянно рассказывал ей о семье кормщика, оставшейся дома, — кроме Оскара, она никого не замечала.

Однажды вечером, когда Оскар зашел на хозяйскую половину, Калнбирзе позвали в конюшню к заболевшему жеребенку. Хозяйка ушла вместе с мужем. Оскару и Марте впервые выдался случай поговорить наедине. Поборов робость, Марта спросила, почему Оскар никогда не участвует в общем веселье. Может быть, ему скучно здесь?

— Нет, мне вовсе не скучно, — ответил, он. — Просто я всегда был такой. У нас в доме редко смеялись.

— А много у вас братьев, сестер?

— Брат и две сестры. Но они уже обзавелись семьями. Да и я сам больше не живу с родителями.

Марта стала рассказывать ему про своего единственного брата. Вот уж кто не любит простой работы, а всегда старается залететь повыше!

— Даже в школу ходить ленился, а то бы отец дал ему хорошее образование. Правда, после он и сам жалел, да уже поздно было.

Брат Марты перепробовал разные занятия. Одно время был коммивояжером — распространял по хуторам и среди лавочников всевозможные новинки, а когда из этого ничего не вышло, стал доставать одному городскому фотографу заказы на увеличение фотографий. Конечно, на это не проживешь, и ему все время помогали из дому. Потом он забросил и эту работу и теперь, наверно, взялся за ум. Вот только давно писем от него не было, неизвестно, где он и находится. А дома нужен мужчина — отец стареет, некому взять хозяйство в свои руки. Вернуться бы ему лучше и приняться за дело…

Долго никто не входил в комнату, и между ними постепенно завязался живой, непринужденный разговор. Оскару приятно было в обществе Марты, и она стала держаться с ним свободнее. Но ни тот, ни другой не понимали еще, что означает это неосознанное чувство, которое влекло их друг к другу все сильнее и сильнее. Может быть, это было и к лучшему.

5

Заключительный крупный улов пришелся на один из последних дней января. Калнбирзе только что сварил целую бочку пива, и вечером, пока Оскар с возчиками отвозил рыбу на станцию, рыбаки попробовали новую варку. Пиво получилось хорошее, крепкое, без горького привкуса хмеля. Кривой Янка, который во время мировой войны служил в каком-то сибирском пехотном полку кашеваром, нажарил на закуску лещей и щук. Пришли девушки, музыканты время от времени наигрывали какой-нибудь танец, ковш с пивом переходил из рук в руки.

После Дорожного похмелья Франц все время отказывался от выпивки. Такой головной боли, такой ужасной тошноты он не желал больше испытать ни разу в жизни. И как ни подзадоривали его старшие парни, пить он больше не соглашался. Оскар сердился на них, и в его присутствии подростка оставляли в покое. Но сегодня Оскара не было дома, и Джим опять принялся за старое.

— Какой ты мужчина, если не пьешь и не куришь, — приставал он к Францу. — Оттого тебя и девушки не любят. Чего ты слушаешь кормщика? Он сам иной раз так налакается, что ни утра, ни вечера не помнит. Давай сюда, к нам, Франц, не будь бабой!

В предвкушении потехи другие тоже помогали уговаривать Франца. Но он не отличался особым честолюбием, и уговоры на него не подействовали бы, если бы не девушки. То одна, то другая наполняла до краев штофный ковш и одним духом выпивала его.

— Вот как надо, Франц! — смеялись они. — Девушки и то больше тебя могут.

В конце концов уязвленный до глубины души паренек схватился за ковш:

— Что вы тут расхвастались! Думаете, я боюсь?

Решив показать, что он не хуже других, Франц уже не мог остановиться. Скоро была забыта боязнь похмелья, и он бродил в самом веселом расположении духа из одной комнаты в другую, спрашивал чего-нибудь покрепче, чем это бурда. Парни перемигнулись. Индрик поднес ему бутылку — пусть его хлебнет вволю.

— Гляди, как малыш заливает! — слышались вокруг него удивленные возгласы.