Сын отца своего

Любила ли? Кажется, очень любила,
Слова говорила…
Но милых не судят.
Встречались — любила, уехал — забыла,
Быть может, решила — и он позабудет?
Забыты — лицо, и походка, и голос,
А сны не идут укорачивать ночи.
И чудится — смотрят опять на другого
Далекие, милые, серые очи…
Грозна тишина приграничного края,
Где ели ракетной осанкой гордятся.
Грусти, лейтенант, головы не теряя —
Нам головы наши еще пригодятся.
А горечь разделим на всех понемножку,
Разделим, рассеем в полынные росы…
Но молча стоит лейтенант у окошка,
Сжигая тоску огоньком папиросы.
А в комнату льется искрящийся воздух,
Беспечно луна молодая смеется,
И падают,
падают,
падают звезды,
И столько же их в вышине остается…
А мы возвратимся…
И будем любимы…
Но — чу!
Не в легендах играют тревогу!
Сирена взмывает над пылью и дымом,
Гремят сапоги о сухую дорогу.
По черным горам — ни березки, ни клена.
Над краем передним — железо лесами…
Товарищ!
А кто там из дали далекой
Глядит на тебя голубыми глазами?..

Странное чувство охватывало Ермакова. Не было в здешнем приграничном краю ни елей, ни берез — быть может, только где-то далеко в горах, — и не серые очи преследовали Ермакова, не ждал он писем от девушек издалека, но все же написано было почти о нем… Нет, он не зря вывел Стрекалина в эфир в решающую минуту боя, не зря!

Колеса стучали мерно и глухо, поезд летел по степи, сметая тьму с полотна белым лучом. И, не отставая, неслась над ним молодая луна, Что видит она сейчас со своей высоты? Огни городов и ночных экспрессов? Темные облака садов и дымчатые слега горных вершин? Белую пену над рубками всплывающих из океанских глубин атомоходов? Отверстые жерла ракетных колодцев? Бледное личико неведомой девочки, спящей в своей кроватке?..

Бессонными ночами Ермаков часто, словно бы с огромной высоты, рассматривал мир, в котором жил, — мир открытый и затаенный, настороженный и беспечный, грозный и хрупкий. И теперь он торопил поезд — туда, где было отныне его главное место на земле, единственное место, с которого окрестный мир видится простым и ясным в своих очертаниях, несокрушимо прочным в его настоящем.

1974–1976 гг.