Сын Неба

25. Все ваши земные достижения — конечны. Они имеют потолок. Потолок есть у карьеры, у богатства, у власти. Если вы будете достигать чего-либо с помощью Мира Иных Измерений, то у ваших достижений не будет потолка. Достижения будут бесконечны, потому что бесконечен Мир Иных Измерений. Вхождение — сродни творчеству. Тоже — нет потолка. Тонкий Мир — это мы же, только в другом измерении, в другой Вселенной, во Вселенной Волновой, во Вселенной Иного. Ты не сможешь Войти, пока ни включишь все маяки. Сколько погашенных маяков на твоем пути — столько моральных долгов висит на тебе. Верни моральные долги — маяки включатся сами.

26. Соседи по камере были чем-то сродни коммунальным соседям. Когда сидела Клавдия Антоновна Рудовская, весь цвет российской интеллигенции и часть не успевшей сбежать за границу аристократии сидели в камерах и лагерях так же, как и она. (До сих пор по городкам Колымы, Енисея, Лены ходят синеглазые профессорские внучки и правнучки. Там, в небольших городках и поселках, звучит грамотная русская речь. Там сохранились понятия чести, доброты, порядочности). Я бы сам не отказался быть сосланным в эти городки, если б жил в ту эпоху. Ради круга общения.

Но я сидел в камере здесь.

Легко переносить и тесноту, и похлебку, и пахнущую парашу, если рядом — люди. Люди лежали — там. В безымянных могилах-ямах вдоль Колымы, Енисея, Лены, Курейки, Индигирки лежали не просто люди. Лучшие из лучших людей. А я сидел — здесь. В центре культурной столицы своей Родины, победившей в 17-м году. И люди вокруг меня — потомки победивших в 17-м.

27. Можно видеть вещи линейно, плоскостно, но можно видеть и в объеме. И тогда очень важно понять, что все происходящее с тобой сегодня произошло много-много раньше. Все происшедшее между мной, Волчковым и Барановым произошло не сейчас. Все произошло очень давно. То, что произошло сейчас, — это листики. Но есть и корни.

…Грэя не помнит эти глаза. Она помнит только хищно приоткрытый рот и раздутые от возбуждения ноздри. Но глаза Грэя не помнит — как можно запомнить пустоту? Всю бездну пустоты в этих глазах?

Из всей толпы Грэя одна Знала, что произойдет с Ней. И не только с Ней. Все будут равны перед судьбой. Хотя весь смысл, Вселенский смысл происходящего понятен был только Ей. Ведь только Она могла Видеть происходящее из будущего. Видеть весь бездонный, беспросветный, беспощадный кошмар происходящего.

А сейчас Она видела только эти губы, ноздри и невидимые, нечитаемые, лишенные какого-либо смысла глаза. Она могла сделать несколько выстрелов из винтовки — уложить хотя бы двоих из этой пьяной разнузданной биомассы, вершившей в тот день историю. Но Она была не из тех, кто способен поднять руку на брата. Каким бы он ни был.

Куда бежали эти люди? Они бежали за Точку Невозврата. Они не знали об этом. Грэя — Знала.

Наступавшей толпе противостояла горстка вооруженных женщин. В основном это были женщины из благородных семей, пошедшие служить добровольно, из искреннего стремления помочь России в час роковой. По грубой солдафонской иронии этих женщин звали батальоном смерти. На фронтах благородные дамы особой доблести не проявили, но сегодня, в решительный час, они действительно несли смерть ораве этих бежавших по Дворцовой площади скотоподобных вершителей пропитанной ложью истории. Грэя защищала свою Любовь. Любовь у нее была одна — Россия. А что может быть для женщины дороже Любви?

Но защитниц была — горстка. А толпа под красными знаменами наступала. Грэя не могла стрелять. Ей было жаль несчастных, Она Знала, какие судьбы их ждут. Часть из них действительно верила, будто вершит благородное дело. Другая часть, побросав свои флаги, пыталась насиловать женщин из батальона смерти (хоть и «дул, как всегда, октябрь ветрами»). Другие рвались к подвалам дворца, где хранились бочки царского (а ныне — ничейного), лучших сортов, от лучших виноделов виноградного вина. На всю ораву женского батальона не хватило, судьбоносное стадо ворвалось во дворец — поискать служанок, горничных, поварих. А тут — какие-то десять министров-капиталистов под ногами…

Прежде, чем погрузиться в воду, утонуть вместе с такими же, до конца исполнившими свой долг святыми дочерьми России, Грэя еще некоторое время плыла по реке. Плыла лицом вниз, в живот ей был воткнут штык винтовки, а в скрючившихся пальцах Она насмерть держала сорванную с безглазого лица бескозырку. Рядом плыли два революционных матроса. То ли на них женщин не хватило, и они стали делить между собой ту, которую уже повалили и топтали революционные братья, и в драке всадили друг другу штыки в живот. То ли не поделили бочонок с вином. Они всегда чего-нибудь делили.