Сын менестреля. Грейси Линдсей

— В следующем июне. Так что сначала придется подсчитывать очки соперников, а Италия богата на молодых теноров, выступающих на сцене перед группой экспертов из мирян и священнослужителей, а затем — изливать душу в песне перед публикой в зале.

— Десмонд, ты обязательно победишь, причем легко. Давай поспорим!

— Если учесть, что меня вот-вот должны рукоположить, я не имею права жертвовать медяки в пользу очень славного, но хитрого шотландца, — улыбнулся Десмонд и посмотрел на часы. — А теперь, боюсь, нам пора. Давай пройдемся пешком до Центрального вокзала.

Когда мы в последний раз обошли дом, Десмонд поднял чемодан и, грустно потоптавшись на пороге, закрыл дверь на замок со словами:

— Это замок Чабба. У агента есть ключ. — По дороге на вокзал он взял меня под руку. — Алек, извини, что задержал тебя допоздна.

— Я привык работать допоздна, даже далеко за полночь. Позволь, я возьму твой чемодан.

Но Десмонд только головой покачал:

— Нет, сейчас я сам должен нести свою ношу. Послушай, Алек, можно задать тебе медицинский вопрос?

— Конечно. — Я был заинтригован, но никак не ожидал услышать такого.

— Только не удивляйся и ответь мне серьезно. Скажи, если человеческую руку отсечь в области запястья, она рано или поздно разложится?

— Несомненно. Через неделю она начнет невыносимо вонять, разлагаться, размягчаться и, наконец, гнить, затем кости пясти отделятся от запястья и со временем распадутся на отдельные фрагменты.

— Спасибо, Алек. Большое тебе спасибо.

Больше за всю дорогу мы не проронили ни слова и очень скоро оказались на Центральном вокзале. Я проводил его до купе третьего класса.

— Не стоит ждать отправления поезда, дорогой Алек. Ненавижу долгие проводы. Кроме того, я знаю, более того, абсолютно уверен, что в один прекрасный день мы с тобой снова будем вместе.

Мы обменялись рукопожатием, я резко повернулся и быстрым шагом зашагал прочь. Я надеялся, что он прав и в один прекрасный день наши пути снова пересекутся. А еще я надеялся, что последний трамвай до Вестерн-роуд еще не ушел.

Шесть недель спустя Десмонда посвятили в духовный сан и, оправдав его самые дурные предчувствия, официально уведомили его, что ему надлежит отправиться в церковь Святой Терезы в сельском приходе Килбаррак, на юге Ирландии. Но еще до того произошло много важных событий. Хотя об этом теперь расскажет уже сам Десмонд.

Глава 5

В утро нашего отъезда отец настоятель пришел в мою келью, чтобы лично разбудить меня на час раньше обычного. Я оделся, а он стоял и смотрел, как я поспешно укладываю чемодан; потом мы вдвоем отправились в церковь, где нас ждал маленький отец Петитт. Они с отцом Хакеттом уже успели прочесть мессу и, сидя на передней скамье, ждали, пока я молился, и, можешь не сомневаться, я не преминул попросить Небеса, чтобы мои дерзания увенчались успехом.

Когда я закончил, отец Хакетт взял меня за руку и отвел в свой кабинет, куда Мартес уже принес кофейник горячего кофе, а не той бурды, что нам обычно подавали на второй завтрак, и свежие теплые булочки. Настоятель молча смотрел, как я уминаю свой завтрак, но от предложенного мной кофе отказался.

Когда Мартес наконец ушел, он сказал:

— Я заказал для вас машину до Мадрида.

— Благодарю вас, отец. Местный поезд просто ужасный.

— Это вовсе не ужасный поезд. А наоборот, весьма полезный для фермеров и крестьян. Так они отвозят свою продукцию на рынки Мадрида. Хотя, конечно, он тащится как черепаха и вечно опаздывает. И все же машина, хотя и не «испано-сюиза», есть машина.

— Вы абсолютно правы, отец, — ответил я. — Я опять вел себя бестактно.

— Не больше, чем обычно, отец Десмонд. И даже меньше, чем обычно. По правде говоря, хотя ты и далек от совершенства, но уже на пути к исправлению. Мне пришлось здорово с тобой повозиться, а потому в награду за мои мучения, — он пристально посмотрел на меня, — я хочу, чтобы ты завоевал Золотой потир для нашей семинарии. По существу, это пустая безделушка, ничего не стоящий трофей, но тем не менее он поможет повысить престиж, даже не твой, что в общем не так уж и важно, а нашей семинарии. — Он встал и направился к скамеечке для молитвы; я пошел следом. — Я собираюсь оказать тебе особую милость. Преклони колена, возьми эту священную реликвию и помолись за успех наших начинаний.

Я встал на колени и, уверяю тебя, с глубочайшим почтением взял чудесную длань, такую гладкую, с такой мягкой кожей, что казалось, будто она живая. Я нежно сжал ее, и мне почудилось, что пальцы ответили нежным трепетным пожатием; они прикоснулись ко мне, словно не желая отпускать и тем самым нарушать тот контакт с жизнью, которая некогда билась в этой руке и теперь вспоминалась с тихой радостью. И вот так, сжимая священную реликвию, я истово молился, причем не за свой немедленный успех, но за хорошую жизнь и счастливую смерть.

— Ну? — поинтересовался отец Хакетт, когда я встал с колен.

— Произошло чудо. Я почувствовал в этих пальцах благодать Божью. Я словно прикоснулся к Небесам.