Мужчина подошел ближе и строгим голосом спросил с заметным акцентом: - Бобринский, почему не на уроке, прогуливаешь?
Лексей издал какой-то всхлип, потом все же смог выговорить: - Нет, Осип Михайлович, не прогуливаю. Мне надо было, по нужде.
- Изволь объяснить, Бобринский, что за нужда такая, второй урок уже пропускаешь, - продолжил допрос ментор.
Мальчик потупил взгляд и молчал - по-видимому, запас отговорок у него исчерпался. Пришлось вмешаться Роману, дал ему команду: - Подними голову и смотри прямо в глаза, потом будешь повторять за мной.
Лексей послушался и стал под диктовку говорить:
- Виноват, Осип Михайлович! Готов понести заслуженное наказание. Обещаю, что такое больше не повторится!
И услышал в ответ, не веря своим ушам: - Вот как, признаешь свою вину, даже просишь наказание. Странно, Бобринский, что-то новенькое! Ладно, на этот раз прощаю, но если повторится, то не миновать тебе карцера! Все, иди на урок.
Курсантская заготовка Романа сработала, он не раз пользовался ею во время учебы в училище, да и потом, на службе. Начальство не любит, когда подчиненный юлит, ищет оправдание, но готово простить чистосердечно раскаявшегося! Так что получил заслуженную признательность от своего подопечного и оба довольные направились дальше. Правда, пришлось повторить такой подход с учителем географии в классе, тот милостиво разрешил пройти на свое место. Урок слушали вместе - Роман решил пройти все науки с Лексеем, подаст тем самым пример, да и самому они могут пригодиться. Еще присматривался к сидящим рядом ученикам, учителю - их манерам, речи, одежде, как ведут себя при общении.
На следующем уроке помог ответить на вопрос учителя математики, так что вдвоем заработали честную тройку, вернее, посредственно - оценку цифрами еще не ставили. Перед обеденным перерывом произошел конфликт с одним из одноклассников - тот поистине с барской замашкой потребовал от Лексея взять ему пару кренделей в буфете, причем за свои деньги. Он было промолчал, но Роман велел дать отпор, иначе и дальше будут помыкать им. Так вместе ответили пришедшей к слову поговоркой: - Хлеб за брюхом не ходит, - добавили еще: - Тебе надо, сам и бери, а холопов здесь нет.
Барчук сначала оторопел - наверное, не ожидал подобной отповеди от безродного новичка, - а потом взбеленился: - Да ты знаешь, что я с тобой сделаю? Скажу батюшке - завтра же вылетишь из корпуса с волчьим билетом, будешь мыкаться, как бездомная собака!
Пока дворянский отпрыск распинался в будущих карах, Роман вызнал о нем у подопечного:
- Ты знаешь этого нахала и кто его отец?
- Да, знаю, это Иван, а отец у него граф Апраксин, служит в сенате помощником самого обер-прокурора - о том бахвалялся на днях.
- Не бойся, Лексей, мама тебя в обиду не даст.
- Она может заругать, дядя Рома. Маменька наказала мне вести смирно, ссоры не затевать. Да и не кичиться родством - о том никому не надобно знать.
- Так и надо, Лексей, мама твоя права. Но и давать себя в обиду тоже нельзя. Как думаешь, что скажет государыня, если узнает - ее сын на посылках у какого-то хама, пусть и родовитого? Вот то-то, так что не робей, держи хвост пистолетом!
- Какой хвост, причем пистолет?
- Это военные так говорят, а означает - не тужить, держаться бодро.
Тем временем барчук не унимался, напротив, видя, что оппонент не трусит - похоже, высказанные угрозы того не впечатлили, - распалился и перешел на прямое оскорбление: - Да что говорить остолопу и неучу подлого звания! Драть тебя надо, как сидорову козу, плебей, чтобы знал о вежестве и почитании к высокородному дворянину!
Неизвестно, чем бы закончилась эта стычка, если не вмешательство воспитателя. Когда дело доходило до унижения чести и достоинства, особенно среди причастных из благородного сословия, то смывали позор кровью. Даже в правление Петра Первого нередко происходили дуэли, несмотря на строгий запрет и наказание ослушавшихся. А при Екатерине они стали обыденностью, сама императрица однажды прибегала к такой кардинальной мере. Среди кадетов тоже случались, правда, тех, кто постарше, младшие же устраивали драки, иногда ябедничали своим родителям. Начальство старалось не допускать подобных конфликтов, придерживалось уложения, что в корпусе все равны независимо от сословия и знатности. Зачастую же оно нарушалось, даже малые дети из благородных семей кичились своим происхождением.
- Апраксин, что за речь ты ведешь, постыдись! - гневно произнес Осип Михайлович, входя в класс. Кадеты, сидевшие в нем после урока в ожидании приглашения на обед, замерли, лишь растерянно переводили взгляды между участниками произошедшей на их глазах ссоры и воспитателем. Таким рассерженным прежде его не видели, не знали, что он сейчас предпримет. Всем было ясно, что барчук зарвался и вряд ли добром закончится для него происшедшее - могли и отчислить с позором из корпуса, такое уже случалось.