Сын графа Монте-Кристо

Да, необходимо было во что бы то ни стало возвратить Мерседес ее сына, чтобы кара Божья не пала на голову Сперо, вдвойне поразив Гайде.

Вдруг Сперо громко крикнул во сне:

— Нет, нет, оставьте меня… батюшка, защити меня, они хотят утащить меня с собой… защити!

— Что с тобой, Сперо? — озабоченно сказал граф.— Ты, верно, видел тревожный сон.

Сперо в полусне боязливо всматривался в угол палатки.

— Батюшка,— прошептал он,— я видел это наяву… Там, в углу, раздвинулась стенка палатки, и в этой щели показалась темная фигура… Она скрылась… затем в палатку заглянули двое черных и худых, как скелеты. Они подошли ко мне, трогали меня руками и хотели взять с собой. Я не мог шевельнуться: их взгляды сковали меня. Наконец я крикнул — и страшное видение исчезло.

Граф побледнел, как полотно.

— Успокойся, мое дорогое дитя, это был сон — ничего более. Засни, и да хранит тебя Бог!

— Батюшка, я боюсь не смерти, но разлуки с тобой! — прошептал мальчик.

Монте-Кристо склонил голову. Что, если у него в самом деле похитят обожаемого им сына? Но это невозможно, нет, Сперо видел все это во сне!

Мальчик снова заснул, граф нежно поцеловал его и прошел в угол палатки, в котором, по словам сына, появились загадочные люди.

Монте-Кристо провел рукой по стенке и вскрикнул. Так это был не сон! Ткань была разрезана сверху донизу!

Кровь застыла в жилах графа. С какой целью эти люди хотели проникнуть в его палатку? Убить его или же похитить Сперо?

Монте-Кристо вышел из палатки.

Орлиным взором окинул он лагерь: казалось почти немыслимым, чтобы два человека неслышно и незаметно могли прокрасться в лагерь мимо часовых; но дыра в стенке была очевидным доказательством этого.

В раздумье вернулся граф в палатку и, не откладывая, тщательно заделал разрез проволокой. Затем он придвинул столик к выходу и снова принялся за письмо. Пусть спит Сперо — за него бодрствует отец.

Вдруг в лагере раздался страшный крик и одновременно послышался рев льва. Очевидно, происходила борьба между человеком и царем зверей.

Граф моментально схватил карабин, поднял с постели Сперо, которого не хотел оставлять одного, и вместе с сыном выбежал из палатки.

Весь лагерь был в движении: верблюды жалобно кричали, арабы в отчаянии ломали руки и метались во все стороны — их охватил панический ужас.

Рев приближался. Монте-Кристо возвысил голос и крикнул:

— Ни с места! Успокойтесь и повинуйтесь мне, я ручаюсь за ваши жизни!

— Я здесь! — вскричал подбежавший Кукушка.— Командир, возьмите меня с собой: я сумею одолеть льва!

— Господин, — умоляющим тоном произнес Жакопо, — возьмите мою жизнь, но берегите свою!

— Благодарю вас, друзья мои,— ответил глубоко тронутый граф, — успокойте вы этих трусов, наведите в лагере порядок, а борьбу со львом предоставьте мне. Вам обоим доверяю я своего сына. Вы отвечаете мне за его жизнь!

— Командир,— сказал зуав,— оставьте тут Жакопо, а меня возьмите с собой, я, может быть, буду не лишним.

— Идем, и да поможет нам Бог!— согласился граф.— Но помни, что первый выстрел принадлежит мне! Если же я промахнусь,— продолжал он с тонкой улыбкой,— тогда пусть стреляют другие.

Толпа испуганных арабов окружила графа.

— Кто из вас видел льва? — спросил он.— Где он?

В эту минуту раздался страшный рев, а затем выстрел.

— Во имя Бога, вперед,— вскричал граф и бросился туда, откуда слышался рев.

Луна своим бледным светом освещала окрестности. На скале с поднятой гривой и широко раскрытой кроваво-красной пастью сидел царь пустыни. Его передние лапы прижали к земле жертву.

Это был Бертуччио, приемный отец Бенедетто, долголетний и преданный управитель графа.

Он наполовину свесился со скалы, судорожно сжимая в руке разряженное ружье. И никто не мог сказать — был ли он еще жив.

Повелительным жестом отстранив своих спутников, граф бесстрашно подошел ко льву и взглянул на него в упор.

Зверь глухо зарычал, смертельный страх обуял всех: малейшее движение могло погубить Бертуччио, если он был еще жив.

С ужасом Монте-Кристо заметил, что лев занимал более выгодное положение: он сидел на скале, и пуля графа легко могла поразить Бертуччио… Целить в глаза льва граф не мог — мешала рука корсиканца.

Бледный, но спокойный пошел граф вперед и направился к скале, на три метра удаленной от той, на которой расположился лев. Наконец он достиг ее, взошел на вершину и очутился лицом к лицу со своим страшным врагом.

Казалось, что состоится жестокий поединок. Лев поднялся и приготовился к прыжку. Именно на это и рассчитывал граф. Грянул выстрел — и лев, перекувыркнувшись в воздухе, упал на землю. Он был мертв.

Граф склонился над Бертуччио. На груди несчастного зияла рана, из которой ручьем лилась кровь. В страшном волнении Монте-Кристо поднял голову раненого и, склонившись над ним, прошептал:

— Друг, старый верный друг, откликнись, жив ли ты?

Сознание вернулось к умирающему, в глазах которого блеснула радость.

— Господин,— тихо пролепетал он,— мой добрый, дорогой господин!

Граф растирал холодеющие руки верного слуги, и его жгучие слезы падали на лицо Бертуччио.

— Ты узнаешь меня? — спросил граф, рыдая.