Сын епископа

Преследователи в полной броне были тяжелее, чем он, и Дугалу удавалось медленно, но верно отрываться в течение первых нескольких миль — правда, лишь благодаря коню, который не жалел для него сил. Но конь с двумя наездниками не мог бы долго выдерживать такую скачку. Впрочем, преследователи тоже. Дугал на время потерял их из виду, когда внезапно велел ошалевшему коню остановиться и соскользнул с его спины, всадив меч в снег. Конь заспотыкался, когда его ноша вдруг столь заметно уменьшилась, и чуть не упал. Сидана с побелевшим лицом вцепилась в седло.

— Спокойней, дружок, — пробормотал Дугал, положив ладони на тяжко вздымающуюся конскую грудь, и ласково продолжал. — Никто и просить не мог бы о лучшей службе, но ты заработал отдых. А дальше нас понесет твой товарищ.

Все еще поглаживая измотанное животное одной рукой, он обернулся и протянул другую в сторону каурого, негромко просвистев. Второй конь тоже был в мыле и тяжело дышал, пар поднимался от него на холоде, но шаг его все еще был упруг, ибо он пробежал эти мили без груза. Мягко попыхивая, он навострил уши, подошел и ткнул Дугала губами в грудь, требуя, чтобы тот вытер его вспотевшую морду.

— Ах ты, умница, — сказал Дугал с привычной в таких случаях улыбкой и, продолжая поглаживать обеих лошадей, взглянул мельком на Сидану. У нее было такое лицо, что он немедленно подошел, снял с коня и опустил в снег, скорчившуюся под теплым плащом и горестно рыдающую девушку.

— Прости, что я обошелся с тобой так грубо, — сказал он, присев с ней рядом на корточки, — но мне надо было оттуда удрать любой ценой.

— Зачем? — всхлипнула она. — Разве мой отец недостаточно предложил тебе? И ты мог так легко предать родную кровь?

— Если бы я остался, я бы предал нечто куда более важное, — ответил он и обеспокоено глянул туда, откуда они примчались. — То, что делает твой отец, дурно. Он узурпирует права короля Келсона.

— Келсона? — икнула Сидана и попыталась перестать всхлипывать. — А ему-то ты чем обязан?

— Я Траншийский наследник, — отозвался Дугал. — Мой отец — вассал короля Келсона.

— Твой отец. А ты ему никаких клятв не давал.

— Ты думаешь?

— Что же, ты волен отдавать свою верность, кому пожелаешь, — заметила она, глядя на него огромными, полными укора глазами. — Но как ты мог, если кровь твоей родни слилась с меарской? Твой дядя — мой отец и отец будущих королей. Когда-нибудь мой брат станет править воссоединенной Меарой. И ты мог бы… ты бы был ее частью. Ведь отец пообещал тебе титул герцога?

Дугал печально покачал головой.

— Лишь мой король может даровать мне титулы, сударыня, — сказал он, положив ладонь на узду гнедого. — И не ваш брат станет править воссоединенной Меарой, но мой.

— Но… Я думала, у тебя нет братьев.

Он пожал плечами и улыбнулся.

— Нет в живых ни одного из рожденных моей матерью… Но у меня есть брат, прекрасная кузина; названный брат, которому я обязан хранить верность; тот, ради которого стоит погубить душу, лишь бы защищать его и служить ему — возможно, я уже это сделал, нарушив слово и бежав, а заодно и прихватив вас, — он вздохнул. — Но, бросив такое сокровище на весы, я не желаю, чтобы это вышло впустую, и чтобы меня опять взяли, — добавил он и предложил ей руку, помогая подняться. — Пожалуйста, вашу руку, сударыня, — попросил он, когда Сидана негодующе попятилась. — Не вынуждайте меня добавлять новую грубость к перечню моих преступлений. Что бы вы ни думали, меня учили уважать женщин.

В ее темных глазах вновь вспыхнули непокорство и негодование, но Сидана не была бы дочерью высокопоставленных родителей, если бы не понимала, что ей ничего больше не остается. С презрением отвергнув его руку, она облачилась в отрепья своей гордости поверх теплого плаща и кое-как поднялась сама. Впрочем, она позволила похитителю подсадить ее в седло и сидела, как деревянная, пока он устраивался сзади и, стараясь не прикоснуться к ней, протягивал руку к поводьям. Еще момент ушел на то, чтобы поднять торчащий из снега меч — и вот Дугал сжал конские бока пяткам, поглядев через плечо на темные точки — их преследователей. Гнедой некоторое время бежал за каурым, но постепенно отстал и пропал из виду, в то время как их скакун мчался уверенным и твердым шагом. Так им удалось проехать еще час, пока длинные бледные тени не упали на девственный снег Куилтейнской дороги; но их конь выбился из сил ко времени, когда Дугал придержал поводья на вершине подъемы и оглянулся. Отсюда были хорошо заметны всадники, неотвратимо подъезжавшие все ближе и ближе. Сидана завозилась в его руках и тоже обернулась, ветер трепал темную прядь, упавшую ей на лицо.

— Мой отец тебя убьет, — тихо сказала она, не поворачивая головы. — После того, как тебя отделают мои братья.