Сын Эльпиды, или Критский бык (СИ)

В ее эллинской речи послышался акцент - наверное, египетский; а может, и нет. Но меня поразило не это - а ее властность: засмотревшись в темные глаза прародительницы, я на миг ощутил себя ее рабом… И притом таким, который с радостью покоряется господину. Потом Поликсена погладила меня по щекам и улыбнулась мне оранжевыми от краски губами.

- Эльпида хорошо потрудилась над тобой, и ты сам тоже не ленился, как я вижу, - сказала бабушка. - Я буду рада узнать тебя поближе.

Я поклонился. Я почти никому не кланялся в своей жизни - но это показалось мне тогда единственно правильным, что можно сделать.

- Я тоже буду рад узнать тебя, госпожа, - сказал я.

Поликсена царственно кивнула мне; а потом встала, глядя на мою мать.

- Где Никострат?

- Его сейчас нет с нами - он на службе, - ответила Эльпида виновато.

Лицо моей бабки омрачилось. Я подумал, что она, должно быть, любит своего сына не меньше, чем моя матушка - меня. И все же, как бабушка и Никострат отличались друг от друга!

- С тобой дети… значит, мы уедем сейчас, а Никострат пусть приедет когда сможет, - наконец сказала Поликсена моей матери. Она оглядела нас: и всем стало ясно, что мы будем слушаться ее еще больше, чем слушались моего отца.

* Это историческое событие произошло в 532 г. до н.э.: волнения на Самосе под властью Поликрата продолжались еще десять лет, до самой его смерти.

========== Глава 5 ==========

У моей бабки оказалась красивая расписная барка из кедра - она объяснила нам, что это ее собственное судно; и я, помнится, удивился, откуда она такая богатая. И неужели в Египте женщинам позволено владеть и распоряжаться столь значительным имуществом, а не только приданым, как у нас?

Гребцы на этой барке были все египтяне - и они, надо сказать, не походили на рабов, какие обычно гребли на наших судах: крепкие, с черными волосами и глазами, с телами как будто из черной бронзы, эти молодцы не удостоили нас ни словом, разговаривая только со своей хозяйкой. Они даже не смотрели на нас; но мне так и казалось, что если один из эллинских гостей госпожи Поликсены оскорбит кого-нибудь из этих слуг, тот не задумается разбить ему голову своим веслом.

Однако мы все вели себя смирно: нас охватила вялость от непривычной жары, а однообразие египетской природы и мерный плеск весел погружали нас в оцепенение. День за днем мы плыли на юг, и становилось все жарче, так что дневное время мы чаще всего проводили, валяясь на циновках на палубе и истекая потом. Гребцы посматривали на нас с презрением; а один из домашних слуг бабки Поликсены, египетский мальчик, обмахивал нас опахалом - это больше не казалось мне роскошью…

Но вечером третьего дня, когда мы причалили напротив какой-то деревушки и речная свежесть вернула всем силы, я отважился пробраться в каюту, к бабушке. В каюте ночевали она и моя мать с сестрой: слуги и я, мальчик, ложились снаружи. Однако я знал, что Гармония упросила маму прогуляться с ней по бережку - размять ноги после этих бесконечных часов, которые мы провели, сидя или лежа на палубе.

Бабушка сидела на постели и расчесывала перед сном свои черные волосы; но моему приходу она, казалось, вовсе не удивилась. Поликсена обернулась ко мне с улыбкой.

- Входи и садись, Питфей.

Мне опять показалось, что она отдает приказание, которого невозможно ослушаться… Но меня слишком разбирало любопытство, чтобы я испугался этой ее манеры на сей раз. Я опустился на подушку у бабушкиных ног.

- Госпожа… Я хотел тебя спросить…

Поликсена поощрительно кивнула.

- У тебя правда есть сын, которому одиннадцать лет?

- Правда, - ответила бабушка. - Его имя - Исидор, оно эллинское и значит “Дарованный Исидой”. Ты знаешь, кто такая Исида?

- Да, - быстро ответил я, радуясь своему знанию. - Это великая богиня Египта, жена бога Осириса.

Бабушка улыбнулась.

- Исидор очень умный и серьезный мальчик… думаю, вы можете стать друзьями.

Я, честно говоря, весьма в этом сомневался; но, разумеется, не возразил. И этот неведомый Исидор, ее сын, был мне не особенно интересен. Мне хотелось расспросить бабушку о многих других вещах.

Но тут вдруг открылась дверь каюты с другой стороны, и к нам заглянула мать. Я редко так досадовал на ее появление: мне стало ясно, что в присутствии матери откровенно побеседовать с бабушкой не выйдет. И, более того, - мне показалось, что лицо Эльпиды выражало предостережение: будто она просила свекровь чего-то не разглашать.

- Питфей, что ты тут делаешь? Тебе давно пора ложиться, - сказала моя мать.

- Я как раз собирался, - ответил я, проворно поднимаясь: я наловчился вставать не медленнее других, даже без палки. Подобрав свой посох с пола, я поклонился бабушке и матери и вышел.

Когда я закрыл дверь, то не сразу отошел от каюты - и мне показалось, что я услышал быстрый спор с другой стороны: бабушка и мама говорили горячо, но замолкли почти сразу. Я удалился, ощущая, как горят мои щеки… словно я разными способами пытался выведать у взрослых что-то постыдное. Я лег на свою циновку на палубе; и еще долго ворочался, прежде чем заснуть.