Слова матери вдохновили Андерсена на новые произведения. Он привыкал к словам, прежде таким неповоротливым. Теперь он дружил с ними и уже не мог пройти улицу, чтобы не придумать какую-нибудь реплику вельможи, рыцаря или шута. Читать свои пьесы? Для него и не было удовольствия выше. Слова рождались в нём сами и обрушивались на каждого, кто в замешательстве, из интереса или по робости соглашался их послушать.
Даже видя насмешливые лица, странный мальчик был уверен, что пьеса — прекрасная, а смеются над остроумием его героев.
Но... Денег не хватало, Марии было нелегко находить работу. Соседский сын уже работал на фабрике и что-то зарабатывал.
— Мария, — говорили соседи, — не порть сына бездельем. Что он у тебя без дела слоняется? Отдай его на фабрику, как нормального ребёнка. Хоть польза от него будет. Пусть и маленькая, но польза. Надоел всем своими пьесами, как с ножом к горлу пристаёт: давайте почитаю, давайте почитаю! Слишком много сочиняет, так и с ума сойдёт, как дедушка.
Мать испугалась и отдала его на фабрику.
— Что нам твои деньги! Но я буду знать, где ты весь день. А то от соседей стыдно — уже большой, а весь день на улице без дела.
Маленький драматург уже знал, что нужно повиноваться судьбе, это говорили пьесы Шекспира, которые так любили читать старушки Бункефлод.
Бабушка повела его на фабрику.
— Не думала я, что Мария отдаст тебя на эту проклятую фабрику. Вот что значит жить без отца. Горемыка ты мой, — причитала она над улыбающимся Андерсеном.
Ему и в самом деле было весело, ведь он так любил всё новое! Фабрика так фабрика!
— Бабушка, ты не должна ругаться на мать! Здесь будет столько новых людей, я буду читать им свои пьесы. Они будут аплодировать. Вот будет здорово.
— А если они будут над тобой смеяться?
— За что же надо мной смеяться? Я учился у Шекспира.
Это было и смешно и грустно, и бабушка не знала, смеяться или плакать. Поэтому она сначала засмеялась, а потом громко расплакалась.
— Ты там слушайся, — сказала она.
— Я тебя очень люблю, — сказал безобразный утёнок. — Я получу деньги и куплю тебе платок. И материю куклам на платье.
— Хватит ли денег? — улыбнулась бабушка.
— Конечно, хватит! — уверенно ответил внук. — Мы славно заживём, когда я начну зарабатывать хорошие деньги.
— Ну-ну, дай-то Бог, — только и произнесла старушка. Она уже чувствовала, что ждёт странного внука среди разбойных немецких подмастерьев. Шла с фабрики с тяжёлым сердцем. То и дело молилась и смотрела на небо, понимая, что, кроме как от неба, помощи ждать не от кого.
Но Андерсен ничего не боялся, он знал, что отец помогает ему и всё видит с небес. А с такой защитой никакие немецкие подмастерья не страшны.
Хорошо было на фабрике! И вправду хорошо! И что только бабушка плакала! Какие забавные песни пели весёлые, полные энергии молодые немецкие подмастерья. Веселились от души. Их плоские шуточки не доходили до непорочного слуха Андерсена, словно и действительно отец заботился о нём.
— А ты, Андерсен, знаешь хорошие песенки? — спросил его один из подмастерьев, подмигнув приятелям.
— Знаю, — серьёзно ответил новичок. — Я люблю петь.
— Ну, так спой нам что-нибудь весёленькое! Порадуй новых друзей!
— Что ж, я — с удовольствием!
И он запел. Это было и вправду замечательно. Прекрасное высокое сопрано обволокло рабочих. Прекратились разговоры и шуточки — отличие плебейских сборищ. Андерсену было так приятно видеть удивлённые лица, обрадованные его пением.
— Ещё, ещё! — закричали все. Когда он кончал первую песенку.
Он улыбался — восторг был полный, — как в театре Оденсе у лучших актёров. Нет, не зря, не зря он стал работать на этой фабрике, прибежище ценителей искусства! Пусть видит бедный папа, как внимательно все его слушали...
— Что ж, я спою!
И снова он командовал своим голосом, и тот безропотно слушался его, даря радость слушателям. Сколько аплодисментов он сорвал! Ах, если бы каждый из них превратить в цветок, в розу, то он был бы завален цветами! И Андерсен легко представил себе холмы роз перед собой.
Устав, Андерсен стёр пот со лба. Он даже удивился восторженным лицам окружающих — ну, полный успех. Это было счастье.
— Ты откуда? — спросили у него.
Андерсен рассказал.
— А что ты ещё умеешь?
— Я умею представлять комедии. Знаю многие сцены из Шекспира и Хольберга.
— И наизусть знаешь?
— Знаю.
— Читай.
Все снова оторвались от работы.
И снова началось счастье признания. И подмастерья, и работницы оторвались от своих дел и смеялись от всей души.
Так хорошо прошёл его первый фабричный день.
— Ну, как трудовой день? — спросила у него та самая соседка, что смеялась над его пьесой.
— Все слушали меня с восторгом, — ответил Андерсен. Он был горд и торопился рассказать матери о своём успехе.
— Знала бы ты, как хорошо мне было на фабрике, как замечательно, как мне аплодировали, — говорил сын, захлёбываясь от восторга.
— Ты работал? Что ты делал на фабрике? — удивлённо спрашивала мать.
— Сначала я пел!
— Зачем? Ты же пошёл работать.