Сын Авроры

Мориц с удовольствием принял бы их гораздо раньше, но его удерживала одна идея: под надежным прикрытием своей сдержанной и в то же время немного сумасшедшей повседневной жизни он вынашивал план, который зародился в его голове сразу после последней одержанной победы. План состоял в том, чтобы неожиданно напасть на Брюссель, жемчужину, которую австрийской короне в лице императрицы Марии Терезии[110] слишком долго удавалось сохранить нетронутой. Единственное, чего выжидал Мориц — это подходящего момента, и вот этот момент, как ему показалось, настал, в основном благодаря Карлу-Эдуарду Стюарту. Этому юному претенденту на престол из-за неспокойной обстановки за Ла-Маншем не удалось выбраться из Шотландии, где несколькими месяцами ранее он сумел объединить предводителей господствующих кланов, что, без сомнения, можно было считать немалым достижением.

После окончания роскошного бала, который он давал в Холирудском дворце, наследник двинулся завоевывать Англию. Еще до конца года ему покорились Манчестер и Дерби. Почувствовав, что ситуация приобретает опасный оборот, Георг II Ганноверский, действующий король Великобритании, выставил против Стюарта своего лучшего военачальника, герцога Камберлендского, которого пришлось отозвать из Фландрии. Именно такого «подходящего момента» и ждал Мориц Саксонский, чтобы нанести решающий удар по австро-английской коалиции. Этот план оставался тайной даже для высшего эшелона командования, ведь маршал прекрасно осознавал, что для приведения его в действие у него будет мало времени — юному Стюарту практически нечего было противопоставить герцогу Камберлендскому, и рано или поздно тот вернулся бы во Фландрию. То есть Морицу стоило поторопиться, но из-за проливных дождей болотистая местность между Гентом и Брюсселем стала совершенно непроходимой. Ему пришлось ждать первых морозов.

И они наступили 15 января 1746 года. В этот день Мориц, отправив гонца с письмом о намерении взять Брюссель в Версаль, отдал приказ о наступлении в атмосфере всеобщего изумленного молчания. Никто не знал о готовящемся нападении, даже сам Левендаль, друг и союзник, который как раз отбыл в Версаль, где король должен был наградить его голубой лентой[111].

Отступление французской армии быстро заметили австрийцы, которыми теперь командовал князь фон Кауниц, премьер-министр, имевший прекрасные дипломатические задатки, но не обладавший ни одним из качеств, необходимых для полководца. Он приказал городу готовиться к обороне и намеревался даже сжечь предместья, чтобы сделать эту оборону более надежной, как вдруг, к его глубочайшему удивлению, доставили следующее послание от маршала французской армии:

«В надежде, что Ваше превосходительство не сочтет за оскорбление мою вольность, продиктованную желанием сохранить прекрасные предместья, украшающие город Брюссель, я пишу вам это послание. Разрушение городов Ипр, Турне и Ат совершенно не осложнит мне взятие столицы, и ошибкой было бы считать, что здания за пределами защитной зоны могут дать какое-либо преимущество осаждающим; их уничтожение может принести пользу только в случае внезапного нападения, но есть и другие способы защитить себя от этого.

Ваше превосходительство, вы не должны видеть в этом письме уловку, стоит лишь вспомнить мои собственные шаги во время последней кампании в Лилле. Армия располагалась на Сизуенской равнине, и моей первой заботой было не позволить генералу, командовавшему в городе, сжечь предместья. Я, конечно же, не взял бы на себя смелость давать вам столь противоречащий здравому смыслу совет, если бы не мог доказать свою правоту».

Кауницу потребовалось несколько минут после прочтения этого необычного послания, чтобы прийти в себя, но он был достаточно умен, чтобы внять стратегическому совету своего врага: предместья не будут сожжены... Что даст Морицу прекрасную возможность без всякого шума захватить эти самые предместья.

Письмо датировалось 28 января. Немного поразмыслив, Кауниц предложил капитуляцию, но с условием почетных условий сдачи и освобождения гарнизона. Мориц ответил, что не уверен, что ему удастся помешать своим солдатам, этим «непослушным муравьям», разграбить город, если придется брать его штурмом. Вслед за этим Кауниц отправил к нему парламентеров, буквально излучавших высокомерие.

— Не надейтесь, что сдача города будет означать для нас полное поражение, — заявили они. — Мы ждем подкреплений!

— Ну и прекрасно! Я это полностью одобряю! Честные люди, ожидающие помощи, не должны сдаваться. Так вернитесь же в город и защищайтесь, господа! — улыбаясь, ответил им маршал.