Сын Авроры

К ее удивлению, ибо она не очень верила в происходящее, он согласился: сказал, что придет завтра в семь часов вечера...

Едва вернувшись, Адриенна послала к графу Саксонскому слугу с коротким письмом, и тот примчался вместе с ним, заметно взволнованный:

— Вы не будете принимать его одна. Я хочу быть там, и будет лучше, если вы спрячете меня, чтобы я мог все видеть и слышать.

В назначенное время аббат Муре — так его звали — прибыл и представился художником.

— В настоящее время я работаю над портретом герцогини Буйонской, которая знает меня в течение долгого времени. Тем не менее на нашем последнем сеансе позирования она приказала мне проникнуть к вам якобы по рекомендации вашей подруги, чтобы сделать и ваше изображение. Она добавила, что мне будет легко подсунуть вам зелье, лишенное вкуса и предназначенное для того, чтобы отвлечь ваши сердце и разум от любви, которая так больно ранит герцогиню...

— Зелье? Мне? И вы согласились? Вы же священник?

— О, разумеется, я отказался. Тогда мадам вызвала к себе двух мужчин с ужасными физиономиями, и они припугнули меня страшной смертью, если я этого не сделаю. Естественно, я вынужден был согласиться... Я не очень смелый, и у меня нет особого призвания к мученичеству. Мне теперь нужно идти на террасу Фейанов, чтобы получить от них какие-то пилюли, но они клянутся, что это не яд...

— Все это кажется мне слишком сложным. Почему они не дали их вам?

— Признаюсь, я тоже этого не понимаю, но сейчас я здесь! И я очень боюсь!

— Это легко понять. Я думаю, что будет лучше, если вы пойдете на встречу...

— И принесете эту гадость сюда! — сказал Мориц, неожиданно выходя из своего укрытия. При виде его аббат Муре вскрикнул от испуга:

— Господин граф Саксонский! Боже мой, я пропал!

— Так и произойдет, если вы не сделаете того, что вам сказали. Но вы уверены, что эти пилюли точно предназначены для мадемуазель Лекуврёр?

— Да... Да.

— Ну, это же здорово! Вы меня не видели, вот и все! Мадам де Буйон предусмотрела для вас... стратегическое отступление, как только вы «уговорите» мадемуазель Лекуврёр проглотить эти пилюли?

— Да... Меня должна подхватить почтовая карета и увезти к границе. С деньгами, конечно!

— Так не будем менять программу! Идите получать лекарство, а завтра приходите сюда в течение дня для сеанса позирования, а потом зовите вашу карету и убирайтесь! Остальное касается только меня!

— Вы так думаете?

— Совершенно верно. И не смейте отклоняться от линии, что я вам начертал, так как в противном случае вы будете иметь дело со мной, и где бы вы ни находились, я непременно найду вас!

На следующий день священник принес с собой небольшой флакон с десятком пилюль, а затем исчез без малейшей мысли о возвращении. Мориц тут же посадил Адриенну в карету и отвез ее к генерал-лейтенанту полиции, которым тогда был господин Эро де Фонтен. Тот принял пару очень вежливо, взял флакон и заявил, что отдаст его аптекарю Жоффруа, который всегда сотрудничал с полицией в случаях, связанных с ядами.

Специалист вынес половинчатый вердикт: некоторые пилюли показались ему сомнительными, но, по сути, он ничего не мог утверждать наверняка. На самом деле Эро и его аптекарь не имели ни малейшего желания начинать дело против могущественного клана герцога Буйонского. К сожалению, времена господина де Ля Рейни, шефа парижской полиции времен Людовика XIV, который не боялся заходить так далеко, как требовалось, уже прошли. Тем не менее... собака, проглотившая зелье, предназначенное Адриенне, умерла. А это совершенно определенно подтверждало то, что в отношении Адриенны была предпринята «атака» и что герцогиня, несомненно, желает ее смерти. С этого момента Мориц разорвал с ней все отношения. И это было сделано вовсе не для того, чтобы утихомирить ревность мадам де Буйон. А еще меньше способствовал этому инцидент, произошедший 10 ноября в «Комеди Франсэз».

В тот вечер мадемуазель Лекуврёр, которой немного нездоровилось, вновь исполняла любимую роль Федры. Зал был переполнен. В полнейшей тишине все слушали прекрасные стихи Расина. Никогда еще актриса не выглядела так завораживающе. Даже Мориц Саксонский, знавший пьесу почти наизусть, попал под ее чары. Это был момент настоящей и чистой красоты...

Вдруг у себя в ложе с шумом появилась герцогиня Буйонская, окруженная друзьями. И появилась она в самый неподходящий момент — как для публики, так и для себя самой. Расин преподал ей урок, который она заслуживала: Федра подошла к краю сцены, протянула руку в сторону своей соперницы и крикнула:

Мое предательство. Нет, я не так бесчестна,

Как те искусницы, что, ловко скрыв свой грех,

Глядят с невинностью бестрепетной на всех.