Он прислушался: слышно было стрекотанье моторов; с улицы доносились крики, плакали женщины, бранились мужчины. Он услышал на лестнице шаги. Сирена смолкла и через минуту завыла снова, на этот раз на высокой, пронзительной ноте. Ему захотелось схватиться за горло; казалось, он не может продохнуть, пока не утихнет этот вой. Скорей на крышу! Он зажег фонарь и пополз по узкому чердаку. Добравшись до другой дверцы, он уперся в нее плечом и приналег; она поддалась так стремительно и легко, что он в страхе отшатнулся. Ему показалось, что кто-то дернул ее снаружи; и в то же мгновение он увидел перед собой сплошной снежный покров, белеющий в ночной мгле, и освещенную полоску неба. В воздухе стоял нестройный шум, который показался ему неожиданно громким: гудки сирены, крики. Голодная жадность была в этих звуках, перекатывавшихся по крышам между труб; а среди них глухо, но отчетливо слышались голоса страха: брань мужчин и детский визг.
Да, они искали его, заглядывая в каждый дом, на каждый этаж, в каждую комнату. Он был нужен им. Он вскинул глаза кверху: гигантский луч резкого желтого света ударил в небо. С ним скрестился другой, точно лезвия ножниц. Потом вспыхнул третий. Скоро все небо запестрело лучами. Они описывали медленные дуги, стягиваясь вокруг него, Биггера; полосы света сплетались в тюремную решетку, стену, отделявшую его от остального мира, колышущуюся световую ограду, которой он не смел переступить. Он был окружен: случилось то самое, от чего он пытался уйти все это время, с тех пор как появление миссис Долтон вселило в него такой страх, что пальцы его стальной хваткой вцепились в подушку и закрыли воздуху доступ к легким Мэри.
Внизу слышался глухой непрерывный грохот, похожий на далекие раскаты грома. Нужно было вылезать на крышу; он протиснулся в окошко и сразу бросился ничком в глубокий рыхлый снег; на крыше дома напротив стоял человек. Это был белый; Биггер, не отрывая глаз, следил за движением фонаря в его руке. Взглянет ли он в эту сторону? Сможет ли разглядеть его оттуда при свете карманного фонаря? Но человек покружил немного по крыше, потом исчез.
Он быстро поднялся и захлопнул дверцу. Если увидят, что она открыта, это может возбудить подозрение. Снова он припал к крыше, прислушиваясь. Под ним слышался топот многих ног. Казалось, будто целая армия поднимается по лестнице. Бежать было некуда; оставалось только надеяться, что его не найдут. Топот стал громче, и он понял, что они уже подходят к верхнему этажу. Он поднял глаза и озирался по сторонам, следя за тем, что делается на соседних крышах. Он боялся быть застигнутым врасплох, если кто-нибудь подползет к нему сзади. Он заметил, что справа соседняя крыша не примыкает к той, на которой он лежал; значит, отсюда можно было не ждать опасности. Но та, что находилась слева, примыкала вплотную, образуя один длинный снежный путь. Он приподнял голову и пригляделся; дальше крыши тоже соединялись одна с другой. По этим крышам, прячась за трубами и проваливаясь в снег, можно было добежать до угла. А дальше что? Спрыгнуть и разбиться насмерть? Он не знал. В нем была крепка почти мистическая уверенность, что, если когда-нибудь его загонят в тупик, что-то изнутри подскажет ему правильный выход, а правильным выходом будет тот, который позволит ему умереть без позора.
Он услышал шорох совсем близко; он оглянулся как раз вовремя для того, чтобы увидеть голову и плечи белого человека, показавшиеся за выступом соседней крыши справа. Потом человек поднялся во весь рост, четко вырисовываясь на фоне суетливых лучей. Биггер увидел, как тоненький столбик света побежал по снегу от карманного фонаря. Он поднял револьвер, навел его на белого человека и замер, выжидая: если свет упадет на него, он выстрелит. Что будет потом? Этого он не знал. Но желтый кружок до него не дошел. Он увидел, как исчезли сначала ноги белого человека, потом туловище и наконец голова: ушел.
Он перевел дух; по крайней мере с этой стороны уже нечего было опасаться. Теперь он ждал, когда скрип деревянной лестницы скажет ему, что кто-то подбирается к люку. Шум внизу нарастал с каждой секундой, но нельзя было разобрать, приближаются шаги или удаляются. Он ждал с револьвером наготове. Над ним простирался холодный темно-синий овал неба, накрывая город, точно железная ладонь, затянутая в шелк. Ветер, резкий, ледяной, дул не переставая. Биггеру казалось, что он уже замерз, что можно отламывать от него куски, как откалываются куски от ледяной глыбы. Чтобы убедиться, что револьвер у него в руке, ему пришлось посмотреть, так как рука ничего уже не чувствовала.