Сын

Мы спустились вниз, воины уже смывали в реке пепел и кровь. Перед уходом мы стесали часть ствола большого тополя и на плоской поверхности вырезали иероглифами рассказ о том, что здесь случилось и сколько человек мы похоронили, — на тот случай, если сюда вернутся оставшиеся воины племени.

Ночью мы видели свет огромных костров, такие разжигают только бледнолицые, вдвое больше, чем нужно. Мы насчитали около двух дюжин огней. Это могла быть только армия, потому что столько рейнджеров не наберется на весь Техас.

Поспорив, не угнать ли их лошадей, мы все же решили двигаться дальше. Проще и безопаснее получить лошадей у мексиканцев, и всю ночь мы скакали не останавливаясь, чтобы убраться подальше от солдат. Никем не замеченные, мы переправились через Пекос, по пути обнаружив свежие следы подкованных лошадей. Видимо, переселенцы. Можно было бы догнать их, но армия слишком близко, и мы помчались дальше. Выбрались из долины Пекос, впереди расстилалась засушливая равнина — белые пятна известняка, редкие дубы, мескита, акация, кое-где даже кедр. Остановившись немного отдохнуть лишь у самых гор Дэвис, мы принялись совещаться, каким путем следовать дальше. Обычный вел через Президио-дель-Норте, где много воды и травы для лошадей и почти нет подъемов в гору, или можно уйти дальше на восток в горы, где воды мало, тропы узкие и крутые, но и народу меньше. Молодые воины — которым нужны были скальпы — досадовали, что мы не напали ни на солдат, ни на переселенцев, чьи следы встретили по дороге, поэтому решено было идти через Президио.

Мы спустились в долину и, держась подальше от города, переправились через реку, поднялись обратно в горы. В дне пути от границы находилась латифундия, где паслись огромные табуны лошадей.

При латифундии была небольшая деревушка. Ремуду мы оставили под присмотром полудюжины мальчишек. Большинство из них стреляли лучше меня, да и в верховой езде я им уступал, но это не имело значения, потому что у меня уже был скальп врага, а у них нет.

Мы отобрали лучших скакунов, раскрасили лица и тела красным, черным и желтым, на руки надели серебряные и медные браслеты, а гривы лошадей украсили перьями. Тошавей проследил, чтобы я взял пони в «докторской шапочке», и я долго раскрашивал его. Потом опорожнился, трижды, последний раз чистой водой. Я не спускал глаз с Тошавея и Неекару. Тошавей смеялся, перебрасывался шутками с воинами, проверяя, все ли готовы; Неекару был серьезен и сосредоточен. Я видел, как он отошел в кусты, а потом через несколько минут еще раз. Я попробовал пожевать пеммикан, но во рту совсем пересохло. Вот и хорошо. Если ранят в живот, лучше, чтобы он был пуст.

Солнце садилось, когда колокол на асиенде зазвонил, созывая на ужин, но команчи решили, что это сигнал тревоги, что нас заметили, и через мгновение все уже скакали к деревне и ранчо. Щиты прикрывали воинов. У некоторых были короткоствольные дробовики или револьверы, но в основном все держали наготове луки, сжимая в руке по полудюжине стрел, а седьмая уже прилажена к тетиве. Колчаны сдвинуты так, чтобы доставать стрелы одним движением. Поводья укорочены и завязаны, чтобы не путались, а править лошадью можно одними коленями.

Солнце светило нам в спину, мы тихонько пробирались через заросли, пока не оказались почти на окраине деревни. Тут мы пустили лошадей галопом. С криками и улюлюканьем пересекли небольшой открытый участок, словно празднуя грандиозное событие. Мексиканцы в белых штанах и рубахах разбегались, вопя Los barbaros[89]; облачко порохового дыма пыхнуло в проулке между домами, еще один мушкет высунулся в открытое окно. Я выстрелил в ту сторону, но конь подо мной оказался слишком резвым, и я промазал. Приткнув ружье к седлу, я достал лук. Мы уже мчались по деревне, по главной улице, вдоль которой выстроились белые глинобитные домики. Я попытался прикинуть, сколько же народу тут живет; замечал все новые вспышки выстрелов, но слышал только победный индейский клич и начинал думать, что со мной ничего дурного не случится. Весь мир внезапно застыл. Я видел каждый камень на дороге, каждый комок грязи, стрелы, летящие в людей, которые прятались на крышах или за заборами; мальчишка с escopeta[90] в руках выскочил прямо перед нами, шляпа набекрень, он хотел поправить, но тут в шляпу воткнулась стрела, а следом вторая, и мальчишка проворно юркнул в щель между домами.

И вот мы уже на окраине поселка. Улица здесь только одна, так что я развернулся и помчался обратно. Какой-то старик с пистолетом заступил мне дорогу, прицелился, и легкий ветерок от пролетевшей мимо пули колыхнул мне волосы. Не успел я поднять лук, как мой конь ринулся прямо на старика, сбил его с ног. Судя по звуку, он уже никогда не встанет. Я несся вдоль длинной глинобитной стены, а от нее один за другим отлетали кусочки штукатурки, и я понял, что это выстрелы и стреляют в меня. Стрелы продолжали лететь со всех сторон, и я внезапно вновь оказался в начале улицы.