Германия пообещала прислать подкрепление мексиканским войскам, если те решатся пересечь границу. Город неистовствует, мы всего в десяти милях от реки.
Я предпочитаю не умничать, что, мол, вряд ли кайзер пошлет войска в МакКаллоу-Спрингс, когда каждый день во Франции он теряет по десять тысяч солдат. Что численность американцев, погибших в Коламбусе, сопоставима с количеством застреленных теханос, которых каждое утро находят в канавах в Южном Техасе. Я молчу, потому что перед лицом новой угрозы всех вокруг охватило воодушевление; соседи, годами не разговаривавшие, внезапно стали закадычными друзьями, у жен появился новый повод не отказывать мужьям в супружеской постели, непослушные дети исправно готовят уроки и вовремя возвращаются домой к обеду.
За городом обнаружили тела четырех мексиканцев, подростков. Никто не знает, что это за мальчики и кто с ними расправился. Вакерос думают, что
Новая кровь на наших руках. Чарлза увезли в Карризо. Он был в городе, закупал снаряжение, когда столкнулся лоб в лоб с Датчем Холлисом. Тот к полудню уже был пьян в стельку и перед толпой зевак принялся обвинять нашу семью в самых разных преступлениях (в которых мы, несомненно, виновны), включая организацию убийства Гарсия, чтобы завладеть их землями.
В короткой потасовке Датч взял верх; тогда Чарлз пошел к грузовику и вернулся с пистолетом. Датч то ли потянулся за ножом, то ли не потянулся (здесь все мужчины носят в кармане складной нож). Чарлз выстрелил в упор.
Капрал Гарца прибыл как раз вовремя, к финальному акту.
Вернувшись домой, Чарлз оседлал коня и помчался в сторону Мексики. Мы с Полковником нагнали его в нескольких милях от реки и убедили вернуться.
— Все будет в порядке, — заверил я.
Он лишь пожал плечами.
— Мы разберемся.
Он молчал. Я почувствовал, как волна бессилия снова охватывает меня — отличительный признак моего существования, — похоже, все вокруг именно так обо мне и думают.
— Он получил по заслугам, — произнес Чарлз. — Он молол эту чушь по всему городу.
— Он потерял брата…
— Он потерял? А как насчет
Пришпорив коня, Чарлз догнал ехавшего впереди Полковника. Они молча кивнули друг другу, все понимая без слов, прямо как отец и Финеас. Озноб пробежал по телу… это мне следовало бежать в Мексику…
Неужели он прав? Они с Салли мыслят одинаково… ранение приравнивается к убийству?
Дома нас уже ждал шериф Грэм. Чарлз даже побледнел от испуга. Грэм сказал, что торопиться некуда. Его, мол, мучит жажда.
Вечер мы провели вчетвером на террасе, потягивая виски и любуясь закатом. Трое непринужденно болтали, как бы получше уладить инцидент, а небо постепенно багровело, и это казалось символичным одному мне, поскольку я сидел в стороне от остальной компании.
Слушая, как они рассуждают о смерти Датча Холлиса, вы подумали бы, что произошел несчастный случай, удар молнии, внезапное наводнение, кара Господня. Но мой сын ни при чем.
Можно было бы вмешаться и напомнить, что история человечества представляет собой непрерывное развитие, движение вперед — от животных инстинктов к рациональному мышлению, от природного невежества к приобретению знаний. Детеныш пумы, выпущенный в дикую прерию, вырастет образцовым взрослым зверем. Но человеческое дитя, брошенное в лесу, превратится в дикаря, неспособного жить в нормальном обществе. Впрочем, всегда найдутся те, кто настаивает на обратном: мы, де, жертвы инстинктов, как волки.
Сгустилась тьма, все убедились в праведности моего сына, и Грэм увез Чарлза в Карризо — сошлись на том, что для приличия Чарлзу лучше провести ночь в тюрьме. Гленн держится отстраненно. Он в замешательстве от поступка Чарли, по меньшей мере.
Пошел проститься с Датчем Холлисом, пока его не похоронили. Тело поместили в сарае Грэма, обложив блоками льда. Небритый, немытый, лицо и одежда забрызганы свернувшейся кровью, и, как у всех покойников, кишечник автоматически опорожнился. Совсем недавно, лет двадцать назад, он был карапузом, тянувшимся к матери… мальчишкой, стремившимся стать мужчиной… Я вспомнил, как он играл на скрипке, дуэтом с братом, в гостях у Мидкиффов. Я вглядывался в темное пятно прямо над бровью — сложнейшая машина, непоправимо разрушенная; здесь обитали слова и музыка… и мы положили этому конец.