— Нам пора двигаться. Мне трудно объяснить, до какой степени мне нужна эта работа. — Он сел и начал собирать вещи.
Хэнк привстал, но Джинни удержала его за руку.
— Вы плохо знаете своего дядюшку, верно?
Она помотала головой, не отпуская его.
— Он меня повесит. После того как расстреляет и зарежет.
— Нет, — заявила она. — Сидите смирно.
Она нервничала, однако надеялась, что это незаметно.
— Я самый глупый человек на свете, — заметил он и все же послушался.
Она достала из машины все для джулепа, раздавила в шейкере мяту с сахаром, щедро плеснув туда бурбона, добавила лед. Стаканы она забыла. Усевшись на одеяло, протянула ему шейкер.
— Довольно большая порция прохладительного, — хмыкнул он.
Пока ее не было, он успел аккуратно расправить одеяло и передвинул его дальше в тень. Она вновь занервничала.
— Я забыла стаканы, — сообщила она. — Придется пить по очереди.
— Не возражаю.
— Не сомневаюсь. Это рецепт моего прадеда.
Он отхлебнул.
— Отличный джулеп. — И закашлялся. — Боже. Вы поосторожней, как бы у вас борода не выросла.
— Я пью это с детства. — Она сделала глоток, потом другой, и в голове тут же зашумело. — О боже, — выдохнула она, падая на спину.
— Вы в порядке?
Она молча кивнула.
— Выглядите несчастной.
Но Хэнк все еще колебался. Он не похож на других. Она злилась, но, кажется, ей все это нравилось. Потянула его к себе. Долгий поцелуй, чересчур деликатный, по ее мнению; Хэнк тихо лежал рядом. Ужасно хотелось, чтобы его руки начали наконец изучать ее тело, но он никак не решался. Тогда она сама принялась двигать бедрами навстречу, и тут он прервал поцелуй; она смутилась. Не стоило заходить так далеко.
— Что-то не так?
— Думаю, нам надо продолжить поиски нефти, и еще я думаю, что ваш дядя прикончит меня.
Он, конечно, имел в виду не «прикончит», а «разорит»; грустно, что люди чересчур беспокоятся о деньгах. Она мгновенно остыла и даже смотреть на него не хотела. И вообще век бы его не видела. Ну, не совсем так, наверное.
— Он ничего не узнает, — с трудом выдавила она.
— Кроме того, хотя это говорит не в мою пользу, достаточно было одного взгляда на ваш дом, и я сразу понял — это не для меня.
Джинни догадывалась, что он имеет в виду, но предпочитала не обращать внимания. Она устала, невероятно устала, устала от всех этих мужчин, милых и вежливых; ей-то хотелось, чтобы он задрал ей платье и притиснул к стене, чтоб прекратил наконец болтать и расспрашивать.
— У вас дурная репутация?
— У меня нет никакой репутации. Я всю жизнь гонялся за нефтью, а не за юбками. К сожалению, отец бросал меня в глубокую воду, а не водил в бордель.
— Зато меньше риска подхватить заразу.
— Ага, но больше риска потерять конечность.
— Это действительно настолько опасно?
Дурацкий вопрос. Конечно, опасно, если отец погиб на буровой. Но сейчас ей было не до того, не до сочувствия и не до обсуждения чужой судьбы.
— Со временем учишься избегать опасностей.
— Вы же могли заниматься чем пожелаете, — сказала она. — Это видно с первого взгляда.
— Я, кстати, так и делаю. — И после паузы добавил: — Просто чтоб вы знали, мое банкротство — ситуация временная. Хотя и удачная для вашей семьи.
Она притянула его к себе и поцеловала. Они лежали рядом, но руки его оставались неподвижны. Жуткое разочарование. Она готова ему отдаться, у нее такое чувство, будто они никогда больше не встретятся; неужели что-то не так с ней, с ее телом или лицом, если она совершенно не возбуждает мужчин?
Возможно, они чувствуют ее неопытность, думают, что она неловкая или придает этому слишком большое значение.
— Полагаю, нам пора возвращаться к работе?
— Пожалуй, — согласился он.
— Отлично. Прекрасная мысль.
Она резко вскочила, торопливо собрала вещи и поспешила к машине, обогнав его. Она чувствовала его недоумевающий взгляд, парень не понимал, что же сделал не так. Ну и пусть. Она хотела домой.
Остаток дня они объезжали поля, останавливаясь, чтобы сделать отметки на карте.
— Как люди находят здесь дорогу? — изумлялся он. — Здесь же один холм не отличить от другого.
— Все холмы абсолютно разные, — возразила она.
— Ну ладно, может, я и привыкну.
— Как долго вы рассчитываете здесь прожить? — Просто вежливость, ничего личного.
— Если мы найдем нефть? Многие годы, если меня не повесят на дубе напротив вашего дома.
— Это кедровый вяз.
— Вот и посмотрим.
— Вы всегда так много болтаете?
Он покраснел, отвернулся к окну, и в машине опять повисла неловкая тишина. Она хотела было попросить подбросить ее к дому, но вместо этого спросила:
— Вы учились в школе?
— До некоторой степени.
— В каком смысле?
— Я горжусь тем, что закончил шестой класс.
— Лучше чем ничего.
— К сожалению, даже это некоторое преувеличение.
— Но читать и писать вы, кажется, умеете.
— Как говорили у нас дома, есть черножопые — и черножопые. Я из первых.