Сын

Вскоре жители поселка к беспределу привыкли. Наркоманы, обносившие дома, шатавшиеся в бессознании по улицам, стали для сельчан делом обычным. Какую-то определенность положение с наркотиками обрело ближе к концу 90-х, когда поток запрещенных веществ стали хоть как-то контролировать, в том числе и оседаемый в Озерках. Контролировать с помощью взяток в основном, но это было уже что-то.

Наркотики через границу вез каждый, кто имел такую возможность. Когда установили довольно крупные взятки на въезде, возможности лишились многие мелкие торговцы. Но кто имел нужные деньги, продолжал вести бизнес довольно успешно. Героин ввозился в страну по-разному: от большегрузов дальнобойщиков, которые выполняли чей-то мелкий заказ, до опломбированных вагонов грузовых составов, которые вскрывать на границе не имели права.

Сыночек повзрослел

Ниночка, живя в Озерках, наблюдала за местной молодежью. Она и сама была молода, поэтому видела, как ее бывшие одноклассники и подруги катятся куда-то в пропасть разложения, болезней и бед. Пока Нина растила сына, ровесники ее утопали в бессознательных гулянках, безразборном разврате, рвоте, грязи и наркотиках. Нина с ужасом наблюдала за происходящим и молилась иконам о том, чтобы, когда Семочка вырастет, этой грязи, этого ужаса в Озерках уже не было. Не то чтобы она боялась, что сын поддастся соблазну. Нет. Она почему-то была тотально в нем уверена. Но Нина боялась опасности, исходившей от преступников-наркоманов, которых развелось по поселку немерено, для ее сына.

Удивительно, но тяжкий труд и одинокая жизнь совсем не старили Нину. Она цвела, раскрываясь подобно бутону с возрастом. Морщины особо не касались лица, только мимические, от постоянной улыбки: лучики счастья разрезали нижние веки, легкие борозды радости отпечатались возле ее губ, уходя к круглым щекам. Фигура у Нины тоже нисколько не испортилась. Высокая грудь так и продолжала стоять, позволяя Нине гордо нести себя вперед. Стройные ноги стали только сильнее от постоянной работы, потому приобрели еще более манящие линии. Разве что толстую косу Нина остригла до плеч, но ей это было к лицу. И все бабы злостной завистью дивились тому, как так Нинка умудряется! Ведь по сравнению с ней они были обрюзгшими старухами в свои «за 30 лет».

Бабы постарше, годившиеся Нине в матери, вздыхая, говорили, что пропадает девка в этих Озерках, жалели ее. Но ей их жалость была не нужна. Нина была счастлива. Пока она имела возможность жить рядом с сыном, видеть, как он растет, развивается, радуется, пока она могла его баловать, одевать, дарить игрушки, кормить сладостями… В общем, Нина была абсолютно счастливым человеком. Счастье наше измеряется нашими исполненными желаниями. Кому-то нужны миллионы, подвиги, слава. И он несчастен, потому что это все так труднодоступно. А Нине хватало быть рядом с сыном. И счастливее этой женщины и быть никого не могло. Вот какой мерой счастья обладала Ниночка. И так все было просто. А что творится вокруг, кто это все творит – этого Нина в упор не замечала.

А Семочка рос. Росли и его отношения с матерью. Это бывает: как дерево вверх тянется ветвями к солнцу до определенной поры, так и сын стремится к матери, а потом корни дерева начинают иссыхать от нехватки влаги, так и сын отдаляется, желая познать самостоятельность, а потом дерево и вовсе может увять. Ниночка и представить себе не могла, что у них с сыночком случится такое. Она видела, как портятся отношения детей и родителей в других семьях, помнила, как когда-то сбежала из своего дома за той самой свободой. Но чтоб Семочка… Да не в жизни! А Семен тем временем отдалялся.

Был у Нины сосед, дед Федот, ну, как дед, скорее в отцы ей годился, но выглядел совсем старо: труд и одинокая жизнь помотали мужика и превратили в тощую седую мумию (жена его умерла от рака, дети разъехались, а он один с работой и скотиной остался в Озерках стареть, и не был он счастлив в отличие от Нины, потому время с ним было так беспощадно). В общем, дед Федот этот был Нине как помощник. Он и за скотиной приглядит, пока девка на работе, и огород приберет. Не было у старика никаких корыстных целей, хоть и шептались по селу, просто жалел он бедолагу. Он и с Семкой ей помогал, и деньгами иногда выручал безвозмездно.

–Я один, Нин, – скорбно говорил Федот, – мои все меня побросали. Куда мне и зарплату, и пенсию теперь вот девать. Твоему мальцу на одежки – мне и то приятно. Вы мне как родные.