Читаем Сын полностью

Понятно, почему Ваше так хлопочет и так заинтересован в этой продаже: мне говорили, что компания обещала ему в качестве комиссионных некоторое количество акций.

Вместе с Ваше твоя мама прикидывала стоимость дома, выискивала способы, как обойти закон и поменьше заплатить казне.

Договорились, что завтра мы идем к нотариусу. Поскольку отец не оставил завещания, его имущество должно быть разделено поровну между мной и Арлеттой.

Все это и само по себе было довольно неприятно, но окончательно я накалился, когда Ваше, держа в руке стакан с виски, начал небрежным тоном:

— Да, нам нужно еще договориться о книгах, ведь прочее имущество, очевидно, пойдет с торгов?

«Прочее имущество», которое собирался продавать с торгов твой дядя, — это те немногие вещи, среди которых отец и мать провели последние свои годы.

— За исключением маминого ночного столика с инкрустациями, — не постыдилась вмешаться сестра, — мама мне его давно обещала. Я не взяла его тогда, после ее смерти, но теперь…

— Тебе известно, Ален, что этот столик был обещан Арлетте? — спросила меня твоя мать. Я ответил сухо и решительно:

— Нет!

— Но послушай, Ален! Ты вспомни, когда мы еще жили в Ла-Рошели…

— Нет!

— У тебя плохая память. Хотя ты так мало знал маму…

— Меня интересует, что хотел сказать твой муж по поводу книг.

— Просто я хотел предложить тебе одну вещь, но ты, по-видимому, не в духе.

— Я слушаю.

— Говорить?

— Да.

— Я лучше, чем ты, знаю библиотеку твоего отца — ведь там, в Ла-Рошели, я был уже женатым человеком, написал свой первый роман, а ты еще был студентом и мало чем интересовался. Поприще, которое ты себе избрал, имеет отношение к управлению, к науке, если угодно, а твоего отца интересовали в основном исторические мемуары, философские сочинения…

На самом деле моего отца интересовали все книги. Он ведь был еще и библиофилом, не пропускал в Ла-Рошели ни одного книжного аукциона, которые проходили по субботам в зале Минаж. У него, так же как и у меня, было свое убежище, только не «кавардак», а великолепный кабинет, в котором все стены были уставлены книгами в роскошных переплетах.

Книги эти составляли излюбленную тему его разговоров, они были с ним до последнего его часа, и именно они очень помогли ему во второй половине его жизни.

— Учитывая мою профессию, — продолжал твой дядя, — я полагал, что мы можем…

Я не указал ему на дверь. И не дал по физиономии. Его предложение, высказанное даже немного снисходительным тоном, сводилось к следующему: библиотека целиком переходит к нему, а я получаю сумму, которая будет выручена от продажи мебели и прочих вещей.

Он, очевидно, неверно объяснил себе мое молчание — я, словно окаменев, сидел в кресле, крепко сцепив пальцы рук, и не отрываясь смотрел на ковер. Он попытался как-то меня улестить:

— Мебель по большей части там старинная, а подлинные вещи в наше время идут за огромную цену. Да и среди картин есть несколько довольно ценных…

И тогда, почти так же, как ты сегодня за обедом, я порывисто вскочил и произнес одно слово:

— Нет!

Должно быть, вид у меня был решительный, потому что сразу воцарилось молчание, довольно долгое: за это время я успел выйти из комнаты, хлопнув дверью (опять же как ты!).

Я не бросился по твоему примеру на постель, но, так же как ты, кипя негодованием, упал на стул перед письменным столом и сидел до тех пор, пока твоя мама не пришла мне сообщить:

— Ушли.

Темную комнату освещала только настольная лампа под желтым пергаментным абажуром. Садясь напротив меня, мать сказала:

— Хорошо, что ты ушел. Ты бы не сдержался.

— Он что-нибудь сказал?

Я догадывался, что именно он мог сказать. Она немного помедлила:

— Да.

— Что?

— Тебе это так важно? Я кивнул головой.

— Что ты причинил достаточно зла всей семье, в том числе и своему отцу, и теперь мог бы вести себя поприличнее. Прости меня, Ален. Ты просил повторить его слова.

— Что же вы решили?

У нее появилась торжествующая улыбка:

— Книги остаются у нас, а они получат всю сумму от продажи дома.

— А столик?

— Я уступила его твоей сестре, все равно он не подходит к нашей спальне. Тебе остается письменный стол отца и его кресло. А теперь знаешь, что мы сделаем?

— Нет.

— Пойдем в ресторан. Это был правильный выход.

Удивительный сегодня день. Внизу, у лифта, мы встретили тебя.

— Пойдешь в ресторан, Жан Поль? Ты минуточку поколебался, но на этот раз пошел с нами.

<p>Глава 3</p>

В марте 1939 года я встретил твою мать, которую звали тогда Алиса Шавирон. И ей и мне — я старше ее на месяц — в то время шел тридцать второй год.

Для людей моего поколения весна 1939 года — особая. Мы жили, как бы подчиняясь ритму событий, которые происходили в мире.

Перейти на страницу:

Похожие книги