Сыграй ещё раз, Сэм

— Да, — согласилась Ильза, — но не только ради меня. Ради Виктора, ради моего отца и ради всех народов Европы. Что будем делать?

— Дай мне минуту подумать, — сказал Рик.

Если Хайнце что-то слышал об операции и если подполье просит Лондон ее остановить, ситуация, видимо, и впрямь опасная. У местных затряслись поджилки, и причина вполне основательная: они и завтра хотят жить и сражаться. Много хуже, с точки зрения Рика, опасность, в которой может оказаться Ильза. Однажды на его глазах уже умерла женщина, которую он любил, — потому что он не смог ее защитить. Будь он проклят, если даст такому повториться.

Рик прокручивал в мыслях всю ситуацию, пытаясь понять, что нужно делать. Виктора Ласло никто никогда не отговорит от его плана, что бы там ни было. Слишком много поставлено на карту, чтобы его могли остановить такие мелочи, как безопасность собственной жены. Должен быть какой-то способ обернуть все к лучшему: должен быть выход.

Да, нацисты могут бахвалиться и стращать уничтожением всех евреев в Европе, но в состоянии ли они вправду это сделать? Сойдет ли им это с рук? Нужно взвесить и сравнить злодеяния, которые Гейдрих может совершить, если останется в живых, и то, что немцы, вероятно, — нет, обязательно — совершат, если Гейдриха убьют. Может быть, лучше всего Гейдриху не умирать, чтобы могли спастись другие. Может быть, подпольщики правы, может, надо свернуть операцию?

Чему тысячу лет назад его учили в шуле?[138] Что, даже если жизни его угрожает опасность, еврею нельзя спасать себя, проливая кровь ни в чем не повинного человека, нельзя спасать другого или даже многих, предавая ни в чем не повинного человека в руки убийц, нельзя «и одну душу от Израиля»[139] предавать в руки убийц. Ничего такого, что помогло бы ему решить нынешнюю дилемму: что ради спасения жизней бесчисленных неповинных нужно спасти самого палача.

Какое благо выше? Следует ли позволить Гейдриху и дальше истреблять людей, многие из которых — евреи, чтобы спасти жизни скольких-то чехов, многие из которых все равно антисемиты? Или смерть Вешателя избавит тысячи, а может, и миллионы людей от жуткой участи ценою всего пары сотен неповинных голов?

Как спасать того, кто сам не хочет, чтобы его спасли? Как освободить народ, который не хочет освобождения? Никогда в жизни Рик особо не чувствовал себя евреем, во всяком случае — верующим евреем, но теперь, кажется, подходящий момент, чтобы начать.

Куда подевались раввины его детства, когда они так нужны?

Тут Рик вспомнил, где находится и почему нет раввинов, к которым он мог бы обратиться.

И вдруг ясно увидел, какую ему вести игру. Так просто и так красиво — как все лучшие партии. И даже может получиться. Если чуть-чуть повезет, его план защитит Ильзу и отведет удар от Гейдриха, и никто ничего не поймет.

— Мы дадим ему знать, что его собираются ликвидировать, — сказал Рик. — И этого не произойдет.

— Что? — ахнула Ильза, стараясь не повышать голос.

— Нам нужно защитить тебя, прикрыть.

— Но как же операция? — возразила она. — Виктор ни за что на это не пойдет!

Ах да, Виктор. Нужно придать делу правдоподобия, по крайней мере для Ильзы. Что до Виктора, ему и знать ни к чему.

— Не волнуйся, — сказал Рик. — Задачу мы все равно выполним. — И прежде чем она успела возразить, продолжил: — Не понимаешь? — сказал он, воодушевляясь: он уже видел выход, он видел его ясно. — Это же старый, как мир, фокус. Подставляешь парня, сообщив ему в точности то, что с ним должно произойти, — а потом берешь и выполняешь! — Он шлепнул кулаком по ладони. — Втираешься к нему в доверие и убаюкиваешь, пока не уснет: он-то думает, твое направление прикрыто, и до последнего ничего не видит. Действует безотказно.

Во взгляде Ильзы ясно читалось сомнение.

— Но он пошлет людей нас искать, — возразила она.

— Если то, что ты говоришь, — правда, его люди нас уже ищут. Как ты не понимаешь, Ильза, это наш единственный шанс.

Как это ужасно — врать ей! Но нужно передать послание Гейдриху. И не только для того, чтобы прикрыть Ильзу, хотя и она одна — уже достойная причина; нет, еще и потому, что Рено прав: нечего и сомневаться, что цена, которую чешский народ заплатит за избавление от Гейдриха, будет непомерна. Ласло готов платить эту цену, но ему придется заплатить лишь раз. Чехи будут расплачиваться до конца войны.

Когда они предупредят Гейдриха, тому придется изменить маршрут. Не бывает таких дураков, даже среди фашистов.

— Точно? — спросила Ильза.

— Положись на меня, — сказал Рик. — Лихие парни вроде него никогда не верят, что это может случиться с ними.

— Откуда ты знаешь? — спросила Ильза.

— Знаю, — тихо ответил он, — потому что однажды это случилось со мной.

Рик потянулся было к ее руке, но не посмел ее взять. Сейчас — только дело.

— Самое главное — обезопасить тебя, — продолжал он. — Как-нибудь мы дадим ему знать. Я подумаю как, и мы…

Слова сыпались из него уже почти нечленораздельные, и вдруг Ильза спокойно положила ладонь ему на руку.

— Ричард, — сказала она, — я знаю, что делать.