Сыграй ещё раз, Сэм

Солли такого допустить не мог. Может, сам он был вполне доволен, если не счастлив, живя над скрипичным магазином, но для дочери ему хотелось большего. Солли не стремился на Пятую авеню, но хотел, чтобы стремилась она. Он не был тщеславен и никогда не завидовал шелковым костюмам и зализанной прическе О'Ханлона или красивой, по-итальянски смуглой внешности Салуччи. Денег у Солли было навалом, но он их не тратил — набивал ими сейф в «Тутси-вутси»; когда-нибудь они окажутся кстати и, быть может, даже пойдут на благое дело — не ему, так хоть его единственной дочери. Горовиц полагал эти деньги своего рода приданым, только предназначалось оно одной Лоис, но не ее мужу — которому в любом случае придется разбогатеть и добиться положения в обществе, чтобы Соломон вообще согласился рассматривать его кандидатуру.

Но Рик Бэлин влюбился в Лоис с первой минуты, покоренный волосами цвета воронова крыла, васильковыми глазами и алебастровой кожей. Однако вскоре убедился, что эта девушка не просто красива. Как и он, Лоис чего-то хотела от жизни — и многого. Не просто роскошную машину и большой дом — еще образование и положение в обществе. Лоис изо всех сил старалась правильно говорить, отлавливая все «нету» и отучая себя глотать «г», а дни проводила в библиотеке, читая все, что только попадется. Скромное содержание, положенное ей отцом, Лоис тратила на модные вещи. Она и прежде не очень походила на остальных девушек в округе, а теперь и вовсе стремительно от них отдалялась.

— Рик Бэлин! — воскликнула она. — Дал бы девушке время подготовиться к выходу на самый шикарный бродвейский спектакль!

— Прекраснейшей девушке Гарлема не нужно много времени, — сказал Рик.

Лоис взбежала на крыльцо. В дверях послала Рику воздушный поцелуй.

— Встретимся здесь же через час, — сказала она. — И не опаздывай. Я слыхала, вступительный номер просто улёт.

Рик бы так не сказал. Весь первый акт Руби Килер танцевала как слон и пела как шимпанзе.

— Боже, она ужасна, — высказался Рик, когда они с Лоис вышли в антракте на улицу.

Лоис курила — дома отец ей бы ни за что не позволил. В стильном обществе курение в ходу.

— Все это знают, — сказала Лоис.

— И как она оказалась на сцене с Джолсоном?

— Она его подружка, вот как, — сказала Лоис. — Парням нравится, знаешь ли, угождать подружкам.

Рик хотел развить тему, особенно тему подружек, но Лоис уже стало неинтересно. Она разглядывала театральную толпу, шикарные машины, выстроившиеся вдоль улиц, манхэттенскую линию горизонта.

— Конечно, тут намного лучше, чем в Гарлеме, — сказала она — скорее себе самой. — Видал, какие заведения мы проезжали? Я бы полжизни отдала, чтобы когда-нибудь пожить в таком вот месте? А ты?

— Не переживай, Лоис, — сказал Рик. — Мы оба там будем, не успеешь оглянуться.

Он стиснула его локоть.

— Ты правда так думаешь? Не терпится.

— Обещаю.

— Вот что мне в тебе нравится, Рик, — сказала Лоис. — Ты не сидишь на месте. Да что там, ты наверняка еще весь мир посмотришь.

— Если ты поедешь со мной.

Звонок ко второму отделению помешал ей ответить.

— Идем, глянем, чем там дело кончится, — сказала она, взяв Рика под руку.

Во втором акте главным номером был дуэт Руби и Эла на фоне явно фальшивого водопада; ее звали Ванда, а его Джо. Насколько Рик понял сюжет, в пьесе было что-то такое про юных влюбленных, соединившихся против воли родителей в загородном отеле в Катскиллах, а может, у озера Джордж. Джо — бедный ирландец, вынужденный работать посыльным, а Ванда — богатая девица, которая пытается ради Джо избавиться от теперешнего жениха, апатичного протестанта по имени Лестер Турман, которого она, всякому ясно, не любит. Смысл истории, кажется, в том, что любой может быть тем, кем или чем хочет, ежели у него хватит хуцпы[91] держать планку.

— Хочешь есть? — спросил Рик, когда они вышли.

— Я думала, ты так и не спросишь, — сказала Лоис.

Рик повел ее к «Ректору» — в шикарный вестсайдский ресторан, славившийся кухней и тем, что там кутили гангстеры. Утонченная публика сладко трепетала, понимая, что крепкие парни и бесстыдные дамочки за соседними столиками вполне могут упоминаться наутро в светской и криминальной хронике. Вынимать стволы, однако, у «Ректора» строго запрещалось — нет ничего хуже для бизнеса, чем парочка коммивояжеров проездом, из-за шальной пули не доевших телячьи отбивные. У гангстеров «Ректор» был нейтральной зоной, где оставляют при входе вражду, если не оружие.

В дальнем углу Рик приметил Дэймона Раньона:[92] тот накачивался виски и, не отрываясь от стакана, болтал с двумя куколками. Раньон любил околачиваться на пограничье гангстерского мира и в рассказах своих воспевал бандитов как колоритных парней с золотыми сердцами. На деле же относительно хорошие среди них — семейные люди вроде Горовица, а плохие — садисты и убийцы типа Салуччи и Тик-Така. В мире гангстеров золото если и есть, то лишь самоварное.