– Монстр побушевал и запер бедного-несчастного соперника в комнате, чтобы тот не портил больше вечеринку, – решил сказать лишь часть правды. Тогда ведь, если Ромка узнает всё, кара будет менее болезненной, и он меня не прибьёт, да?
– А что Вик?
– Откуда я знаю? Занялся своими делами, – проворчал в ответ.
Друг лишь многозначительно покивал и посмотрел так осуждающе… И ясно было одно – он УЖЕ знает. Всё!
– Ну хорошо. Хорошо. Самойлов заперся в комнате со мной, чтобы "следить", – я показал пальцами кавычки, закатывая глаза. – Мы провели там всю ночь и друг друга не поубивали. И он одолжил мне майку. Но мы не помирились! Я ненавижу этого гада, никогда и ни за что не стану нормально общаться с ним, ясно? – сразу же предупредил возможные вопросы.
– Да ясное дело. Как только ты его не пришиб?
Да уж, но я-то чувствую, что Попов счастлив. Нашёл, чему радоваться! Стоит нам с Виком развести этих двоих по сторонам, и всё, баста. Вражда будет налажена, а мордобои станут такими же привычными, как и раньше. Ну, или словесные перепалки. В любом случае Самойлов – самый мерзкий человечек на свете.
Невольно кинул взгляд на Вика и его подхалима, которые о чём-то активно спорили в конце коридора. Два дебила… но наблюдать за ними бывает смешно.
Кстати, нас даже покормили. И неплохо. Оказалось, что турбаза снята на сутки, а значит, "тусовать" можно до шести вечера.
Да, я хотел сбежать поскорей, так долго находиться в толпе – это просто нереально. Но разве мог я сдаться и показать слабину перед Виком? Да никогда! Так что приходилось терпеть, а заодно присоединяться к дурацким играм этой компании.
И, конечно же, как всегда в похмельной и успевшей с утра вновь порадовать себя спиртным компашке, какой-то придурок предложил сыграть в "бутылочку". Или дура, неважно. Детская забава, в которую я последний раз играл лет в четырнадцать и…
– Я не готов целоваться с незнакомыми девками, – зашипел, когда Попов заставил меня присоединиться-таки к "забаве".
– Здесь огромная куча народа, на тебя и не попадёт. А поглядеть – всегда интересно, – заметил в ответ друг.
Только вот на этот раз он был не прав – на меня попало, уже в самом начале. От девчонки пахло алкоголем и сигаретами, встрёпанная, светловолосая… У второй были очень мягкие губы – я хотел чмокнуть её в щёчку, но дамочка не вовремя дёрнулась. Все смеялись, даже аплодировали. Потом была длинная вереница поцелуев совершенно неизвестных парней и девчонок… В какой-то момент толпа заорала, что "нужно по-взрослому", и вновь подвыпившим с утра девчонкам, целующим в этот момент воздух у щёк друг друга, пришлось подчиниться, порадовав народ.
А потом горлышко бутылочки попало на Черкасова. Смешно, но как оный шёл в центр круга к довольной девчонке и целовал её, я не смотрел – наблюдал за Ромычем. Он казался бесстрастным, удивительно спокойным, но всё же едва заметно хмурил брови. Неужели друг правда имеет какие-то чувства к Сергею?
Если честно, наверное, где-то в глубине души я ещё надеюсь, что ошибся, и Попов даже не интересуется прихлебалой Вика. Заблуждаться порой приятно… Можно закрыть глаза и представить, что всё прекрасно, друг мой – абсолютно нормальный, а с Виком мы не можем и словом обмолвиться без ругани.
Но разве мир может быть "милым и добрым" и не разочаровать несчастного меня? Конечно же нет! Потому что ведомая лёгкой рукой Черкасова бутылочка указала… на Ромку. Друг, насупившись и даже сжав кулаки, проследовал к Серёже, чмокнул того в щёку, сразу же отталкивая от себя.
А потом Черкасов просто ухватил Ромыча за шею и притянул ближе, накрывая поцелуем губы, а тот… он ответил! Да ещё обнял этого мерзавца так осторожно, но в то же время отчаянно, будто боялся, что Серёжа просто вдруг возьмёт и испарится. Со страстью, с любовью…
Вроде бы народ аплодировал, а я просто не выдержал, сорвался с места, кидась прочь отсюда. Только бы не видеть, не знать. Да, всего пару часов назад я размышлял, что "должен во всём поддерживать друга", но это ведь ужасно! Эти двое – вместе! На самом деле.
– Стоять!
Пальцы больно впились в запястье, а через пару секунд меня приложили спиной к стене. Самойлов. Опять.
– Дэн, что за истерика? – зло рыкнул Вик.
Сперва я молчал, губы не слушались, на душе кошки скребли. Возможность отступления помогала не паниковать. Ведь тот поцелуй под лестницей мог мне лишь показаться. Угу, но только не теперь.
– Хэй, Корнеев.
И вот тогда меня пробило:
– Блядь, Самойлов, какая истерика? Какая? – зашипел на него. – Я спокоен! Ха-ха-ха… совершенно, идеально. Спо-ко-ен. Ты понимаешь, что они только что сосались у всех на глазах? Понимаешь, а? Блядь, они реально…
– Это такая игра, – сказал, словно отрезал.
– Что? Ты за них? Ты? Ха… Ха-ха… – смех накрыл с головой, он скручивал внутренности, до боли.
– Корнеев!
– Они… ха-ха-ха… блядь, сосались. Опять. Мой друг и этот твой… Два парня.
– И что с того? – почти что рык, злой. Очень.