Так-так… Сейчас, сейчас – одну минутку. Акция, Сухая Балка, Элен, Ростов, Зелимхан, это кошмарное убийство, короткая схватка на улице, какие-то морды неприятные, ни с чем не увязываемые… Что-то с моей головой творится – никак не могу выстроить хронологическую цепочку. Лень моему аналитическому приспособлению выложить стандартный логический ряд. Нужно это дело поправить! Это нехорошо, ходить с таким беспорядочным нагромождением образов и мыслей и ежесекундно морщить лоб, пытаясь выдернуть из кучи малы то, что нужно в данный момент. А я не хожу, я лежу. Все равно нехорошо! Лежать тоже надо с умом – на всякий случай. Надо выбрать какой-то эпизод в качестве отправного пункта и плясать от него. С чего начнем? С самого хорошего и приятного – так легче думать, напрягаться не надо. Самое хорошее в моей жизни – женщины. Все остальное – либо тяжелый ратный труд на грани нервного срыва, либо подготовка к этому труду. Значит, не будем напрягать затравленный негодяями организм. Начнем с Элен.
Элен – моя бывшая подружка. Мы познакомились, когда я жил в Стародубовске и трудился под руководством полковника Шведова. У нее, как и у всех моих немногочисленных пассий последней поры, тотальный комплекс шпиономании. Авантюристка. Холеная и весьма симпатичная дама, привыкла жить в свое удовольствие. Имеет богатого мужа – хромого горбатого профессора Стародубовского государственного университета. Обожает приключения и героев. Когда мы с ней общались, я выступал в амплуа сотрудника частного детективного агентства и, сами понимаете, не распространялся о специфике своей профессиональной деятельности. Только намеки и весьма двусмысленные высказывания: дескать, тайна это и все тут. Этого Элен было вполне достаточно, чтобы самовольно создать вокруг моей скромной особы этакий ореол романтичности и таинственности. Детектив – звучит загадочно. Кстати, зовут мою бывшую пассию, как и положено у нас на Руси, – Елена Владимировна. Но она требовала, чтобы ее называли на французский манер, и страшно сердилась, если кто-то по недомыслию данное требование игнорировал.
Так вот, на следующий день после акции в Сухой Балке я решил отправиться к Элен. Тот факт, что я внезапно исчез из жизни своей дамы чуть более года назад и за это время ни разу не напомнил о себе, меня, конечно, несколько смущал и являлся достаточной причиной, чтобы отказаться от визита. Но, учитывая своеобразный характер Элен и в особенности полагаясь на ту самую присущую ей шпиономанию, я надеялся выкрутиться.
Поводом для визита Элен послужили пресловутые дискеты, которые нужно было вечером отдавать господину Попцову. Я был уверен, что там нет ничего хорошего, но на всякий случай решил проверить. А то случается так, что отдашь вроде бы ненужную вещицу другому, а потом выясняется, что эта вещица вполне могла бы пригодиться тебе самому. И злоба лютая точит хрупкую душу, подрывает нервную систему: зачем отдал, блин?! Пусть бы себе лежало – есть ведь не просит.
Зная, что Элен не работает и в утренние часы, как правило, занята физической подготовкой, я собирался заскочить на пять минут, проверить дискеты на ее компьютере и тут же откланяться. Вот такой был повод.
А вообще, если без повода: я просто соскучился. Где-то неподалеку была женщина, которая целый год мне принадлежала (вернее будет сказать – безраздельно мною обладала: целый год я не знал других дам, кроме Элен, а вот за нее поручиться не могу – тонкая штучка!) и являлась составной частью моего бытия. Я даже любил ее по-своему, я их всех люблю, с кем когда-то был, и помню вечно, потому что все они отдавали мне часть себя, фрагмент своей души, а такое забыть нельзя, это было бы просто черной неблагодарностью и подлостью.
Так вот, горячка охотничьего азарта прошла, мне необходимо было отправляться по делам в Ростов, и я решил, что не имею права уехать, обделив вниманием столь внезапно покинутую мной даму. Пора было объявить, что я жив-здоров и пропал из ее жизни не по собственной прихоти, а под давлением тяжких обстоятельств.
В одиннадцатом часу утра я беспрепятственно вошел через хилую калитку во двор усадьбы профессора Вовсителье ( фамилия мужа Элен), которая на европейский манер была обнесена декоративным штакетником, едва доходившим взрослому мужчине до пупка. Постояв с минуту, я зарегистрировал явное наличие характерных признаков собачачьего отсутствия (ранее Элен собаку не держала, но за год могло многое измениться) и, обойдя дом по периметру, приблизился к распахнутому окну с противоположной стороны.
Элен была по-прежнему верна своим привычкам. Эта взбалмошная светская тигрица заслуживала самого искреннего восхищения за фанатичное пристрастие к постоянному физическому совершенству. Она любила свое красивое сильное тело и вкладывала в него бездну труда.