Свора

Но сотне голодных чудищ это так – на зубок, и ходячий волк повел орду дальше – к стоящим на отшибе домам, в которых один за другим вспыхивали огни. Где-то верещал младенец, где-то – взрослый, гремела разбитая посуда, звенели стопки, пьяный хор тянул «черного ворона». Скрипели кровати – одни, чьи хозяева ворочались в бреду, собираясь покинуть этот мир, тихо, другие – громко и быстро, приветствуя зачатие новой жизни.

В свете жаровен и лучин люди любили и ненавидели, мирились и ссорились, строили планы на будущее и заливали сивухой настоящее: иначе говоря – тянули лямки обыденности, даже не подозревая, что подкралось к околице.

За двадцать лет узкие улочки и тихие с виду дворики повидали немало крови, но никогда прежде ее не лилось так много всего за одну ночь. Смерть в обличье черных псов не стучалась в двери, а выламывала их, выбивала окна, зарывалась под завалинки, проваливалась в гнилые крыши, и звуки сонного поселка в одночасье сменились симфонией ужаса и боли. Клыкастая саранча сжирала всех на пути, но обходила стороной единственный уцелевший домишко посреди Тимирязева. И причина была проста – ни один пес, будь то дворовая шавка или измененный заразой гигант, не позарится на долю Вожака.

* * *

С высоты Свора напоминала вышедшую из берегов мазутную реку, подхватившую чернильными водами колонию светлячков. Усеянная желтыми огоньками волна шла со стороны леса наискось через частный сектор, и путь дикой охоты легко угадывался по тухнущим окнам, словно в домах по очереди задували лучины – одну за одной, но вместе с горящими щепами во мраке растворялись чьи-то жизни.

Капитан отошел от бойницы и снял с крючка «Сайгу». Проверил магазин, дослал патрон и вышел из кабинета, некогда принадлежавшего директору завода. Главарь всеми силами старался сохранить довоенные понятия, но, видит бог, не справился, недоглядел, упустил, и кары посыпались, как из бездонной бочки. Война с шуховцами, пропажа ребят с Тимирязева, расправа над шайкой Крота, а теперь еще и это.

Украшенный чернильными перстнями палец лег на спусковой крючок, ладонь огладила бронежилет, незаметный под пиджаком и черным пальто. Променяв улицу на высокое кресло, пахан мог лишиться и того, и другого, ведь без «левых» крейдерам не пережить зиму. Да что там зиму, до осени не дотянут, особенно если на голову свалится очередная напасть.

Щелкнула крышка золотой зажигалки с крестом, слабый огонек озарил выбритое, осунувшееся лицо с посеченными скулами и подбородком – подарками буйной молодости. И хоть прыть была уже не та, и зачесанные назад волосы посерели от седин, приходилось вести людей в бой самому – как в старые добрые времена.

Капитан трижды пронзительно свистнул и закинул ствол на плечо.

– Бригады, по коням!

Соратники не откликнулись дружным гиканьем, как раньше. Даже на войну босота рвалась с таким задором, что приходилось то и дело осаживать, усмирять пыл, а нынче в коридорах и на лестничных клетках сгустился страх – почти осязаемый, спирающий дыхание и сбивающий с шага.

Бандиты, как по волшебству, из грозы окраин превратились… нет, не в лохов, слабаков и трусов, а в обычных парней, в чьих думах появилось что-то иное, помимо налетов, перестрелок и кутежей. То, что объединяет всех независимо от пола, возраста и статуса. То, что ярче всего проявляется на пороге неминуемой гибели. То, что делает человека человеком – пусть и на короткие часы, отделяющие от лаврового венца или ящика в сырой глуби.

Воля к жизни – вот что это. Когда хочется забыть обо всех грехах и начать с чистого листа, только бы не столкнуться с ревущим за безопасными стенами кровожадным чудовищем. Но сойтись с ним придется, и чем раньше – тем лучше: не ради других, не для проверки себя на прочность, а для того, чтобы отстоять свое и дать понять любой твари – здесь она добычи не получит.

– Ну! – Главарь остановился у бронированной двери Проходной и обернулся. – Чего притихла, голытьба? Айда!

Створка открылась, и на улицу нестройными рядами высыпали бойцы, сжимая в трясущихся пальцах обрезы, берданки, «Макаровы», а то и вовсе прутья арматуры и ножи. Друг друга не подначивали, не брали на слабо – боялись все, и в страхе перед подобным не было и не могло быть ничего зазорного. Однако не иди впереди Капитан своей коронной, прихрамывающей походкой, ни один крейдер не покинул бы убежище. Но добываемый годами авторитет как раз и нужен для выходящих за рамки ситуаций: легко восседать на троне, когда все в порядке, а попробуй, удержи власть, когда от порядка не осталось и намека.

– Не дрейфь, пацанва! – прохрипел Капитан. – Это всего лишь безмозглые псины!