Свои

— А зачем ему высказываться? Он позвонит своему старшему коллеге в отдел пропаганды ЦК партии и так, между прочим, скажет: «Смотрел новый фильм. Странный фильм. И в отделе сельского хозяйства им недовольны». Там насторожатся и тоже решат посмотреть.

— И скажут: нам нужны такие фильмы!

— Или: нам не нужны такие фильмы! Если это будет сказано секретарем ЦК, никто уже не будет возражать. Время такое. Всем все до лампочки.

Потом это время назовут «застоем». Но в «застое» были свои правила, по которым чиновники играли и часто выигрывали, если четко рассчитывали комбинацию. Я не знал тогда, что уже через час директор студии и председатель комитета выработали стратегию показа фильма. Был конец недели, пятница, и на дачи развозили фильмы из фильмотеки комитета. Заказывали американские боевики, мюзиклы, но любили смотреть и советские комедии. На экстренном совещании решили обозначить фильм комедией: в фильме было много смешного. К тому же с комедии и спрос небольшой. Главное, чтобы фильм не попал на дачу секретаря ЦК по пропаганде, члену Политбюро.

Пропагандой и агитацией в ЦК занимались неглупые люди. Они понимали, что нельзя подвергать сомнениям выработанные каноны, иначе возникает ересь, раскол. Партия много переняла от церкви.

Председатель Комитета по кино позвонил помощнику Генерального секретаря и сказал, что есть новая советская кинокомедия, довольно забавная. И получил согласие:

— Присылайте!

Заместитель заведующего отделом пропаганды позвонил на пятнадцать минут позже.

— Извини, — ответил председатель комитета. Они были на «ты» и еще совсем недавно работали в одном отделе ЦК. — Фильм попросили на дачу Генерального. Уже послали. Но у нас есть еще одна копия, можем прислать.

— Пришли в понедельник на Старую площадь. Посмотрим на работе.

Оба понимали, что к понедельнику мнение определится. Понравится — будут хвалить. Не понравится — найдут обоснования, за что ругать.

Я тогда и предположить не мог, что скоро сам начну играть в эти игры, а пока зашел в гастроном, взял бутылку водки, заехал на Центральный рынок, купил копченой ветчины, дагестанского сыра, маринованного чеснока, закрылся у себя в комнате, поджарил яичницу с ветчиной, выпил водки и, как учил меня Афанасий, взял лист бумаги и записал:

«Аспирантура.

Режиссура.

Актерство.

Женщины.

Деньги».

Достигнутые, а вернее, недостигнутые результаты оказались неутешительными.

В аспирантуре я из-за съемок фильма перестал заниматься, стал претендентом на исключение.

Мой режиссерский дебют оказался незамеченным.

Мою главную актерскую роль, вполне возможно, никто не увидит. И не исключено, что разнесут в газетных рецензиях, потому что если будут бить режиссера, то его, в первую очередь, упрекнут, что ошибся в выборе главного героя.

Женщины! За это время переспал в Ташкенте с актрисой-эпизодницей из ташкентского театра, с буфетчицей ресторана на съемках фильма о председателе — связи вполне производственные, и, как только производство заканчивалось, связи прекращались.

Деньги. Кое-какие деньги я заработал. При строжайшей экономии я вполне мог год продержаться, но если меня выгонят из аспирантуры и лишат комнаты в общежитии, то придется снимать квартиру, и моих сбережений хватит не больше чем на три месяца. И никаких перспектив.

За субботу и воскресенье я выпил две бутылки водки, а утром в понедельник принял душ, сварил крепкий кофе и пошел в институт. У меня оставался еще год учебы, можно успеть написать диссертацию, получить степень кандидата искусствоведения и уехать в провинцию, в один из многочисленных институтов культуры, чтобы учить будущих режиссеров художественной самодеятельности. Штурм столицы не состоялся. Многие учатся в Москве, но остаются единицы. Всё как у всех.

Я ждал Классика. Зазвонил телефон, трубку сняла заведующая кабинетом режиссуры.

— Это вас, — сказала она раздраженно.

— Приезжайте срочно, — сказала мне редакторша. — Вас ждет директор студии.

— Срочно не могу. Я жду мастера. К тому же мне до студии добираться не меньше часа.

— Одну минуту, — сказала редакторша, и я услышал спокойный, медлительный голос директора «Мосфильма»:

— Возьми такси и срочно на студию. Ты мне нужен. Это просьба.

«Ты» и «просьба» обещали перемены и нечто чрезвычайное.

Я поймал такси и доехал довольно быстро: тогда еще не было автомобильных пробок. Вахтер не обратил внимания на просроченный пропуск на студию. То ли уже примелькался, то ли шел так уверенно, что вахтеры не стали всматриваться в кусок картона с фотографией.

В приемной генерального директора «Мосфильма» я был впервые. Нормальная приемная со столом для секретарши, диваном для ожидающих на трех человек, но перед приемной была еще передняя, где могли разместиться человек пятьдесят, вся съемочная группа. На столе лежала жестяная крышка от коробки для плетши, которую на всех студиях мира использовали как пепельницу.

Секретарша, средних лет женщина в стандартном костюме, со стандартной прической, сказала мне:

— Генеральный ждет вас.