Досье на зарубежную агентуру – это самое ценное, что есть в спецслужбе. Имена агентов, места их обитания и личностные характеристики знают лишь избранные. Руководители ведомств подчас не располагают сведениями даже о количестве агентов, не говоря уже о более конкретной информации о каждом или о структуре агентурной сети. Во многих странах директора разведуправлений не имеют права доступа к личным делам «дорогих друзей»[27], и им законодательно запрещено интересоваться какими бы то ни было подробностями, могущими расшифровать источник информации.
Работают с агентурой исключительно уполномоченные сотрудники, а знают в лицо единицы. Поэтому провалы разведчиков, как правило, происходят на каналах связи, которые чуть проще вычислить или которые выдают предатели. Сбегающие к противнику сотрудники спецслужб несут в своем багаже не имена резидентов, а координаты их «почтовых ящиков», время выхода на связь, скупые намеки на доступ агента к определенного рода информации, на знакомство с определенным кругом людей и индивидуальные привычки.
Более точная информация считается огромной удачей.
Перебежчик, притаранивший с собой конкретные указания на связного или на источники информации агента, может рассчитывать на гораздо более благожелательное отношение своих новых покровителей, чем тот, кто смог рассказать историю из разряда: «говорят, что шеф ЦРУ работает на разведку Сьерра-Леоне, а канцлер Германии – это клон, выращенный в специальной лаборатории КГБ, с вживлённым в голову микрочипом дистанционного управления». Благожелательность обычно проявляется в денежном эквиваленте, предоставлении вида на жительство или гражданства и охране предателя на протяжении всей его жизни. Иногда – весьма недолгой, ибо его бывшие соратники сильно не любят, когда какая-нибудь сволочь спускает в унитаз плоды многолетней работы, и принимают меры к тому, чтобы новоиспеченный «ценный кадр» вражеской контрразведки поскорее поскользнулся в ванной комнате и разбил себе голову о раковину или о кафельный пол…
Заместитель директора РБ посмотрел на пачку дешевых сигарет без фильтра, которые курил Масуд, и еле заметно поморщился. Сам он бросил дымить полгода назад, и теперь запах тлеющего табака любой марки вызывал у него сухость в горле и желание немедленно покинуть помещение. Но приказать Омару потушить сигарету Парвени не мог. Это было против негласных правил взаимоотношений между офицерами пакистанской разведки.
– Операция слишком важна, чтобы срывать ее из-за непредусмотренной мелочи. – Заместитель директора провел пальцем по полированной столешнице. – Наши партнеры будут очень разочарованы, если мы не сможем им помочь. Фактически остались два-три месяца. Начинается зима… Не наладим поставки – и потеряем огромную сферу влияния.
– Наш человек работает, – индифферентно заметил Масуд.
– Может быть, ему надо помочь людьми? – предложил Парвени.
– "Сабир" не будет ни с кем работать. – Масуд назвал разведчика по кличке, под которой того знал заместитель директора РБ.
Псевдоним, которым подписывались личные донесения резидента, регулярно менялся и не доводился до сведения руководства.
Во избежание случайной утечки информации.
– С таким отношением к делу можно провалить задание, – изрек Махмуд Парвени.
– "Сабир" не будет ни с кем работать, – повторил начальник седьмого отдела. – Этот вопрос не обсуждается.
– Хорошо. – Парвени вынужден был согласиться, чтобы беседа не забуксовала на одном месте. – Каковы его прогнозы?
– Он намеревается решить поставленную задачу в течение месяца. Для этого ему пересланы все данные на интересующих нас фигурантов. О первых результатах мы надеемся узнать в самые ближайшие дни.
– Немедленно поставьте меня в известность, – распорядился заместитель директора.
– Безусловно, – кивнул Масуд.
– Возможно, стоит немного усилить давление на Москву, чтобы заставить русских поумерить свой пыл, – заметил начальник информационного управления. – Этим мы облегчим задачу переброски оружия и прохода свежих отрядов… Да и нашему другу будет проще работать.
– Вложенные в русских журналистов средства плохо окупаются, – нахмурился Парвени. – К примеру, за те двенадцать тысяч долларов, что перебросили в виде гранта через фонд Сороса в «Новейшую газету», мы получили всего несколько малопрофессиональных публикаций, не вызвавших ожидаемой реакции. Склоку между журналистами и русской контрразведкой я не могу считать успехом. Это их внутреннее дело, никак не повлиявшее на общую ситуацию.
– Мы пытаемся исправить положение и все-таки вызвать у русских нужную нам реакцию, – тяжело вздохнул Аслан Ахварди.
– Я в курсе. – Заместитель директора Разведбюро сложил руки на животе. – Но на это нужно время. К тому моменту как вы разберетесь с данной проблемой, операция уже завершится…