Свой среди чужих

Я видел этот режим, хоть и находился здесь довольно непродолжительное время, причем в отличие от всех тех, кто здесь жил, меня защищал дипломатический иммунитет. Этот режим нельзя было назвать однозначно злодейским – шахиншах Мохаммед многое сделал для страны, он не мог не воровать, даже наверняка воровал, но при этом он развивал страну. Даже в каком-то смысле пинками – он брал своих подданных, погрязших в многовековом сонном царстве, за шкирку и пинками гнал их туда, куда они не хотели идти – в цивилизацию. От лачуг – к квартирам в многоэтажных домах, от грязных базаров – к торговым пассажам[42], от ледащих верблюдов – к автомобилям, от кустарного гончарного круга – к работе на заводе, причем к работе с правами, с выходными днями и отпуском, с пенсией – все как у людей.

Почему же люди отринули все это?

Я никогда не лгал себе, потому что лгать самому себе, видеть то, чего на самом деле нет, – худшая из всех возможных форм лжи. И здесь я видел – террористический режим сторонников Махди пользовался поддержкой подавляющего большинства населения. Этот режим не дал людям ничего, кроме ужаса, разрухи, войны, кровавых игрищ на стадионах и площадях, голода, – но люди поддержали его. То, что случилось – не могло случиться без явной доброжелательной поддержки очень значительного процента населения Персии. Потом, когда пришла русская армия и в ходе блестящей многовекторной операции, потеряв меньше тысячи человек убитыми (не считая погибших в атомном огне), наголову разгромила террористов, – часть населения приняла наш приход так, как это принято на Востоке. По праву сильного – мы пришли, продемонстрировали свою силу, разгромив и уничтожив прежних владык, – значит, мы имеем право владеть этой землей и навязывать свою волю людям. Но эти люди – не поддержали нас душой. Они по-прежнему считают то, что делаем мы, несправедливостью и не будут защищать строящуюся нами страну, если на горизонте возникнет, к примеру, еще один Махди. Часть людей не поддержала нас вообще, став либо террористами, либо активными сторонниками террористов. Да, у нас была поддержка, это были люди, которым удалось уцелеть в развязанной исламистами бойне, те, кто вернулся в страну по программе возвращения беженцев, и даже часть тех, кто увидел творимое террористами и ужаснулся. Но количество этих людей исчислялось в более развитых северных местностях, на побережье – тридцатью-сорока процентами населения, в тех же районах, которые были ближе к Афганистану, этот процент падал до десяти. Конечно, были люди, которые в душе поддерживали нас, но опасались выразить это открыто, опасаясь ночных гостей с приговором шариатского суда в кармане, – но этих людей было не так-то много. Несмотря на все наши усилия – большинство нас не поддерживало.

Вопрос – почему?

На Востоке – совсем другая жизнь, все здесь устраивается и складывается совершенно по-другому. Мы, северяне, привыкли все делать быстро – а ну-ка, промедли в стране, где период агротехнических работ составляет четыре-пять месяцев, и это в лучшем случае. Здесь все делается неспешно – потому что жара, круглый год жара, и отличается она только степенью: сильная жара – не слишком сильная жара. Мы, цивилизованный мир, полагаемся на систему, в которой каждый занимает какое-то место, – на Востоке смотрят прежде всего на человека, и неважно, какое у него звание и какое место в системе он сейчас занимает. Мы идем по пути технического прогресса – быстрее, выше, сильнее, – здесь в почете самосозерцание и самосовершенствование. У нас считается нормальным, если человек не смиряется со своей судьбой и стремится многого добиться в жизни, – здесь, если Аллах повелел тебе быть бедным, значит, на то воля Аллаха. Мы очень разные – но все равно, это не дает ответа на вопрос – почему?

Бунт поддержали мелкие лавочники – я уже понял почему, не только потому, что они сталкивались с самым страшным беззаконием, с низовым беззаконием мелких чиновников репрессивно-карательного аппарата, которые пользовались своей безнаказанностью вовсю. Я принимал делегацию лавочников, дуканщиков и понял, что вопрос не только в этом, – они не хотят, чтобы открывались большие торговые дома и пассажи, потому что люди уходят из их мелких лавок в большие пассажи, где товар дешевле и лавочники теряют средства к существованию. Помилуй Бог, я могу жестоко наказывать вновь набираемых полицейских за поборы и бесчинства в отношении людей, давая тем самым понять, что полицейские не изъяты из сферы действия закона и отвечают перед ним точно так же, как и все другие люди, – но я не могу запретить восстановление старых пассажей и открытие новых! Более того, для чего сюда приглашаются купцы, миллионщики? Да как раз для этого, чтобы они увидели здесь возможности и вкладывали сюда деньги! Я не могу делать ставку на базар, потому что это Россия, это цивилизованная страна, черт меня дери!

Но в этом случае лавочники меня никогда не поддержат.