Свой среди чужих, чужой среди своих

Шилов встал:

— Пошли.

— Куда?

— На станцию! — Шилов сделал несколько шагов по мосту, обернулся: — Ну, что стоишь?

— Господин Шилов... Вы же меня привязать изволили, — виновато отозвался из темноты Ванюкин.

 

— Волшанск. Губком. Сарычеву, — диктовал Шилов.

Потный, измученный страхом, Ванюкин отстукивал текст на телеграфном аппарате. Шилов стоял за его спиной, засунув сжатые кулаки в карманы кожанки.

— До нападения на поезд банды есаула Брылова золото было похищено пятью членами подпольного контрреволюционного центра «Свободная Россия» в полутора верстах от станции Кедровка. Убитые дорогие товарищи находятся в вагоне, сброшенном в Березняку со взорванного моста. Скорее всего один из главарей центра окопался в чека. Смерть контрреволюционной гидре.

Шилов тяжело опустился в кресло, вытянул ноги в мокрых сапогах. Ванюкин кончил передавать, вытер рукавом лоб, понуро опустил голову.

— Что, Ванюкин, жить охота? — после недолгого молчания спросил Шилов.

Ванюкин молча кивнул и еще ниже опустил голову.

— Слушай меня, как отца родного, гнида! — Голос Шилова стал жестким и злым. — Если в чека есть враг, то после этой депеши он тебя шлепнет, понял?

Ванюкин опять молча кивнул и поднял голову. Губы его тряслись, в глазах стояли слезы.

— Завтра здесь наши будут, поднимут вагон. Возьмут и тебя! Мой тебе совет — пойди и покайся. Расскажи все, что вы со мной делали. Слышишь? Я ведь про тебя в депеше не упомянул. Это тебе шанс будет, последний, понял?

Ванюкин снова кивнул.

— Если ты этого не сделаешь, я тебя из-под земли достану и покараю, понял?

Ванюкин с готовностью закивал, губы его тряслись, он не мог выговорить и слова.

Шилов молча поднялся и вышел, без стука прикрыв за собой дверь.

Ванюкин обессиленно опустился на. стул и заплакал.

— О господи-и, погиб!.. — бормотал он, всхлипывая. — Господи!

Потом вдруг вскочил, начал лихорадочно застегивать мундир, схватил со стола фуражку и бросился кон из комнаты.

 

Справа тянулась глухая стена тайги, слева — холмистая, с темными пятнами кустарника, степь, а потом начинались горы, лесистые, с синими и белыми потеками снега и льда. За горами — Монголия.

У подножия холмов петляла дорога, вытоптанная гуртами скота. Восемь всадников, выбравшись из тайги, поскакали по этой дороге. Впереди — есаул Брылов.

Взошло жаркое, слепящее солнце, стояла безветренная тишина.

Рядом с есаулом ехали двое казаков с погонами полусотников на плечах. За ними — матрос в тельняшке, перетянутый патронными лентами, двое молодых мордастых парней: один — в меховой безрукавке, надетой прямо на голое тело, другой — в островерхой монгольской шапке и длиннополом халате, перехваченном в талии кушаком.

Лицо круглое, скуластое, задубевшее от солнца и ветра, глаза спрятались в глубоких щелках. Есаул обернулся к нему:

— Другой дороги нету, Тургай?

— Нету, — коротко ответил монгол.

— С обозом на перевале застрять можем, — осторожно заметил пожилой полусотник.

— Прорвемся, — с небрежной улыбкой ответил есаул.

— Эх, ваши слова да в уши господу, — вздохнул пожилой полусотник.

— Напоследок еще пару станций выпотрошить можно, — подал голос второй полусотник.

Неожиданно вдалеке на дороге показался человек. Он вырос словно из-под земли и теперь стоял, раздвинув ноги, поджидая всадников.

Есаул придержал коня. На груди у матроса в тельняшке болтался большой полевой бинокль. Матрос поднес его глазам, некоторое время смотрел, потом тихо выругался:

— Комиссар, бисова душа. — Матрос снял с плеча винтовку.

— Погоди, — остановил его есаул. — Может, он не один...

Матрос снова приставил к глазам бинокль, пробормотал:

— Нема никого.

Человек продолжал неподвижно стоять на дороге. Можно было различить черную фуражку со звездочкой. Эту фуражку Шилов достал со дна реки Березянки.

Монгол и парень в меховой безрукавке спешились, нырнули с дороги в кусты. Поводья своих лошадей они передали бандитам, ехавшим сзади.

— Тихо берите, — предупредил пожилой полусотник.

— Какого черта он стоит? — проговорил Брылов.

Они медленно ехали по дороге. Палило солнце. Лошади взмахивали головами, лениво переступали с ноги на ногу, в тишине позвякивала конская сбруя.

Матрос в тельняшке снова поднес бинокль к глазам. Дорога и склоны холмов были пустынны.

— Нема никого.

— От Тургая и Гришки не уйдет, — усмехнулся пожилой полусотник.

Они остановились, ждали.

Вскоре, с поднятыми руками, пугливо оглядываясь, вышли на дорогу монгол Тургай и мордастый парень в безрукавке. Вслед за ними, держа винтовку наперевес, показался Шилов. Он что-то сказал монголу, и тот обернулся. Шилов протянул ему винтовку. Монгол помедлил неуверенно взял ее. А Шилов поднял вверх руки и пошел впереди бандитов.

— Фью-ить! — присвистнул есаул и засмеялся.

Егор остановился в нескольких метрах от всадников и опустил руки. Под глазом парня в безрукавке лиловел огромный синяк, а у монгола была заметна ссадина на скуле и из разбитой губы сочилась кровь.

— Разбаловал ты их, есаул, — сказал Шилов, через силу улыбнувшись. — Совсем мышей не ловят.

— Кто такой? — резко спросил Брылов.

— Шилов моя фамилия. Егор Шилов, станицы Благовещенской.