– Точно! – обрадовалась Надька и, помолчав, добавила: – Это ты очень правильно сказала.
Потом они еще болтали минут двадцать, и уже вовсю солировала Надька, подробно рассказывая про детей, мужа и всю его родню. Свою мать, тетю Полю, она тоже перетащила на Землю обетованную, и тетя Поля вовсю помогала ей с детьми, периодически рыдая по брошенной избе-пятистенке и огороду в деревне Кислицы. Когда Надька полностью отчиталась, Вика тихо попросила ее:
– Прости меня, Надька!
Надька смутилась и ответила:
– Да за что, господи, я уже ничего не помню. Но ты меня тоже прости, ладно? Кто старое помянет…
В пятницу Вика отправилась в больницу, Ксюне сказала:
– Так, ерунда, киста какая-то крошечная, ничего серьезного. – Еще не хватало расстраивать дочь, в ее положении!
В понедельник сделали операцию, и вечером, когда Вика окончательно оклемалась от наркоза, к ней в палату зашла дежурная врачиха – немолодая, полная, с уютным лицом.
– Все плохо? – тихо спросила Вика.
– Что «плохо»? – удивилась врачиха.
– Ну, у меня там, сколько мне осталось?
– Господь с вами, в каком смысле, «осталось»? – испугалась врачиха. – Все у вас нормально, обычная миома, рановато, конечно, но сейчас – увы – такая статистика. Подождем неделю биопсию, но я абсолютно уверена.
– Абсолютно? – прошептала Вика и через минуту разревелась.
– Тихо, тихо, швы! – испугалась врачиха и погладила Вику по руке.
А она никак не могла успокоиться, и еще очень разболелся живот. Ей сделали два укола – успокоительный и обезболивающий, – и она уснула. На следующий день, к вечеру, пришла Ксюня, как раненого бойца, взвалила на себя Вику, и они медленно пошли по коридору. Через неделю получили ответ из лаборатории, и Вику выписали домой. Она была еще очень слаба, и Ксюня одевала ее, как ребенка, и застегивала ей сапоги. Они медленно вышли на улицу, и у ворот Вика увидела Василевского – тот стоял у машины и курил.
– Привет, – сказал он ей.
– Привет, – ответила Вика и укоризненно посмотрела на Ксюню. Ксюня пожала плечом и отвела глаза.
Домой они ехали молча, и Вика даже слегка задремала. Ксюня открыла дверь в квартиру, и из кухни вышел очень высокий и очень кудрявый парень в Викином переднике. Вика растерянно и смущенно кивнула:
– Мам! Иржик приготовил кнедлики со свининой и кислой капустой!
И правда, запахи с кухни доносились умопомрачительные. Вика сглотнула слюну, и впервые за последние несколько недель ей по-настоящему захотелось есть.
– Сейчас, только пойду переоденусь! – крикнула Вика. Она зашла в свою комнату и в углу увидела большой коричневый чемодан. «Иржин, наверное», – подумала Вика и открыла шкаф. В шкафу ровнехонько, одна к одной, висели рубашки Василевского, а на полках аккуратненько были разложены свитера, майки, трусы и носки. Вика переоделась и пошла в ванную. Там, в ванной, на полочке стояли пена для бритья «Жиллетт» и одеколон «Арамис» – ее любимый запах. Точнее, запах ее любимого мужчины. Она приняла душ, подкрасила губы и глаза и зашла на кухню. Иржи и Ксюня накрывали на стол. На подоконнике в вазе стояли ее любимые белые гвоздики, а рядом лежала красная кожаная коробочка.
– Это тебе, мам, – кивнула на коробочку Ксюня.
В коробочке лежали толстая, крученная в веревку цепь и такой же плетеный браслет. Вика застегнула браслет и вытянула руку – полюбоваться.
– Твоя работа? – сурово спросила она Василевского.
Он смутился и отрицательно замотал головой.
– Это от тети Нади, мам, дядька какой-то принес. Смешной такой, в черной шляпе и с пейсами.
Потом все сели за стол и выпили шампанского, хотя Иржи был недоволен и настаивал на пиве, которое, разумеется, было бы более уместно к кислой капусте и свинине. Но Ксюня объявила, что сегодня семейный праздник, а на праздник положено пить шампанское.
За столом сидели вполне милый будущий зять Иржи, счастливая Ксюня с Викиным внуком в животе и любимый и смущенный Василевский. Квартира сияла чистыми окнами, свежими занавесками и новыми обоями.
А потом Вика устала, и Василевский уложил ее в постель. Они ни о чем не говорили, ничего не обсуждали. Им все было ясно без слов. А когда Вика почти заснула, раздался телефонный звонок, и она взяла трубку, лежащую на тумбочке у кровати.
– Привет, Индюшка! – услышала она знакомый голос. – Как дела?
Вика подумала и уверенно сказала:
– Прекрасно! – И еще раз повторила по слогам. – Дела у меня действительно пре-крас-но!
И это было абсолютной правдой.
С Рыжиком они проговорили около часа и могли бы говорить еще, но Вика очень хотела спать, и совсем не было сил. Засыпая, она подумала, что нужно срочно отнести в починку осенние сапоги, потому что хоть на улице и январь, но все уже начало таять, ну просто как в марте – знаете этот наш сумасшедший московский климат. Ну да, сапоги, и что там еще? В общем, список дел как обычно. Житейские хлопоты. А как же, если такая большая семья… А потом она уснула. И ей приснилась дубленка цвета «баклажан».
Олег Жданов
Семь адресов…