Свои по сердцу

— Возможно, только вряд ли, — сказал кучер. — Услуга за услугу. Я не могу отказать человеку, который спас меня много лет назад. Еще тогда я сказал ему: «Барнаво, я должен отблагодарить тебя; говори, — чего ты от меня хочешь?» Он подумал и ответил: «Пусть твоя благодарность полежит на текущем счету, придет время, и я воспользуюсь процентами». А вчера он пришел ко мне за ними. Он сказал: «Дай мне твою коляску на завтрашний день». — «Что такое? — спросил я. — Ты хочешь вместо меня сесть на козлы?» — «Ты догадлив, — сказал Барнаво. — Именно так, я хочу сесть на ко́злы и взять в руки хлыст и вожжи. Мы уговорились о…» Мы поняли друг друга. Мой барин едет сегодня в Сен-Жермен к Дюма. Править лошадками будет Барнаво. Он берет свои проценты. Я человек чести, я не могу отказать моему благодетелю.

— А вам известно, как он справляется с лошадками? — спросил хозяин кабачка.

— Барнаво все знает и все умеет. Меня страшит другое, — как бы мой барин не заметил, что вместо меня на козлах сидит кто-то другой. Барин мой перепугается и прогонит меня. Этого я боюсь.

— Боюсь и я за вас, дядюшка Батист. Непонятно, — зачем и для чего понадобилось вашему другу садиться на козлы? Нет ли здесь политического заговора?

— Это меня не касается. Пусть будет политический заговор, давай бог удачи, лишь бы коляска и лошадки не позже десяти утра стояли на месте в конюшне… А вот и сам Барнаво! — обрадованно произнес кучер. — Здравствуй, дорогой друг! Садись!

Барнаво снял с головы форменную, в золотых позументах, фуражку, поклонился хозяину, пожал руку кучеру, сел на табурет, молча выпил кружку вина, отер усы и бороду и знаком пригласил друга своего придвинуться ближе.

Разговор велся шепотом. Хозяин тянул свою длинную шею, прикладывал рупором ладонь к уху, но чего-либо связного так и не услыхал. До него доносились отдельные слова, сказанные Барнаво, из них наиболее интригующими были карьера и миллион. Кучер несколько раз произнес одну и ту же фразу: благослови тебя бог и его ангелы.

Дядюшка Батист забрался на свое сиденье, щелкнул бичом и уехал. Барнаво отправился на свое место у подъезда большого здания высших наук. В два часа он увидел Жюля, остановил его и сказал:

— Придешь домой — ложись спать. В двенадцать, иначе говоря в полночь, переоденься, жди меня. Как твои дела?

— Все хорошо, Барнаво, спасибо. Скучно мне…

— Потерпи, будет весело. Фрак и все прочее добыл?

— Добыл, но…

— Не люблю этих «но».

— А я не люблю тех тайн, которые мне не хотят открыть! Кто тебя знает, что ты там придумал! Я опасаюсь неприятностей.

— Кто их боится, с теми они и случаются, мой мальчик. И ничего я не придумал, просто я действую. Для твоей пользы. Ты хочешь познакомиться с Дюма, Скрибом и Шекспиром, — отвечай, хочешь?

— Очень хочу! Только Шекспир давно умер.

— Будешь бояться да раздумывать, умрут и Дюма и Скриб!

— Мне хотелось бы познакомиться с Гюго. Я благоговею перед этим человеком!

— Все в свое время, мой мальчик! Начнем с тех, кого ты только любишь. О Гюго я кое-что слыхал. Сегодня у нас Дюма. Повторяю: в полночь жди меня. Как следует выспись.

Ровно в полночь Жюль надел фрак, черные брюки в полоску, вдел в петлицу бутоньерку из живых цветов, купленную днем в магазине «Дары Ниццы», примерил перчатки — подарок матери — и подошел к зеркалу.

Он увидел французского франта средней руки, какие обычно сидят в десятом ряду партера Большой оперы и толпятся в приемных министерств, ожидая того чиновника, который должен говорить с секретарем по поводу заявления о приеме на службу, поданном три месяца назад.

— Ты похож на отца, — восхищенно сказал Барнаво, — на своего родного отца, когда ему было столько же, сколько сейчас тебе, а он в ту пору был красив, как его собственный отец, похожий на твоего прадеда. Садись, мой мальчик!

— Куда ты меня повезешь?

— В Сен-Жермен, к Дюма.

— Мой бог! Да кто же меня познакомит с ним? И так поздно! Мы прибудем не раньше часа!

— В час тридцать. Лошадкам нынче досталось. Днем они отвезли в больницу жену нашего сторожа и покатали его ребятишек. С Дюма тебя познакомит Арпентиньи, он уже там, я отвез его. Он сидел с каким-то человеком в очках: они все время болтали, и я узнал кое-что полезное для тебя. Дело в том, что сегодня папаша Дюма празднует выход нового романа и десятое издание «Трех мушкетеров». Прибыли депутации из Англии. Ты приветствуешь Дюма от Нанта.

— Ночью? — рассмеялся Жюль.

— В доме Дюма не спят круглые сутки, а отдыхают в колясках и в гостях у своих родственников. Там, кстати, и высыпаются.

— Но каким же образом этот Арпентиньи познакомит меня с Дюма, если он мою особу и в глаза не видел?

— Вот это меня не касается. Я добываю лестницу, забираться повыше ты должен сам, без посторонней помощи. Ну-с, все готово, оделся? Идем, мои лошадки соскучились. Садись глубже, в середине есть продавленное место. Накрой ноги мехом, — становится холодно. Прими независимый вид. Не вздумай разговаривать со мною по дороге, не то я увлекусь и привезу тебя не туда, куда надо. Разрешите ехать, шевалье де Верн?