Свой круг

Когда я вышел на улицу, решение почти созрело. Стоял мягкий теплый вечер, недавно прошел дождь, и воздух был чистым и непривычно свежим, асфальт впитал воду и оттого казался гладким и жирным. Я прошел через аккуратный, с умытой зеленью сквер и собирался повернуть к дому, когда меня окликнули.

Сухощавый, резкий, отчаянный Саша Крылов, с ним здоровенный Роман Полугаров и Костя Азаров из ОБХСС. Все трое радостно улыбались.

— Ты как раз кстати, — Крылов хлопнул меня по плечу. — Пойдем в «Спутник» поужинаем.

— Чего вдруг?

— Отдохнуть немного в кои-то веки! Посидим, пообщаемся в спокойной обстановке.

Мы с тобой уже какую неделю друг друга ловим?

Предложение было заманчивым, но кое-что меня смутило.

— Неудобно, в своем районе…

— А что туг неудобного? — прогудел Полугаров. — Что мы, не можем в нерабочее время за свои деньги в ресторан сходить? Или мы не люди?

Это меня убедило. Действительно, раз мы полноправные граждане, то почему не можем поужинать в ресторане?

Мы пересекли вымощенную большими бетонными квадратами площадь, перешли бассейн по мраморным ступенькам, между которыми плескалась голубая вода, вошли в просторный стеклянный вестибюль светлого высотного здания и по пологой винтовой лестнице поднялись на второй этаж.

Несмотря на раннее время, ресторан был почти полон. На низкой эстраде рассаживалась за инструменты четверка длинноволосых молодцов, один из них гулким микрофонным баритоном представил публике певицу — брюнетку лет тридцати в тугом лиловом платье с крупными белыми цветами. Платье плотно облегало массивные бедра и волнистыми складками ниспадало до пола, но чрезмерная длина компенсировалась откровенным декольте и огромным выкатом, обнажающим спину до поясницы.

— Не люблю оркестры, из-за них разговаривать невозможно, — недовольно пробурчал Азаров.

— Ну этот тебе понравится, посмотри, какая певица, — засмеялся Роман.

— Не знаю, как она поет, но выглядит впечатляюще!

Официантка, приветливо улыбаясь Азарову, принесла закуску.

— С утра крошки во рту не держал, — сообщил Полугаров, предупреждая возможные шутки по поводу его аппетита, и, быстро расправляясь с салатом, пояснил:

— Целый день мотался по вчерашнему разбою.

— Раскрыли?

Он кивнул, пережевывая.

— Пацаны. Девятнадцать и двадцать два. Деньги на красивую жизнь! Знаете гадюшник на Петровской? Наплевано, накурено, смрад, в коктейли чего только не мешают…

— Двух барменов посадили, — вставил Азаров. — Санитарная инспекция кишечную палочку находила, закрывали, штрафовали — все равно помойка.

— А им — шикарный бар. Предел мечтаний! Таксиста трубой по голове — и в эту тошниловку, пойло через соломинку сосать! Притащили их в отдел, ведут себя нагло — нет, не были, у товарища музыку слушали… Ах, музыку? А пальцы на трубе чьи?

А на стекле? Притихли. А можем еще таксистам со стоянки на опознание предъявить, те видели, кто в машину садился! И все — кончилась смелость, напустили в штаны — таксисты поубивают, не надо опознаний… Вот сволочи! А про потерпевшего и не спросили.

— Бар этот закроют со дня на день, мы внесли представление в исполком, — сказал я. — Ну а другие пацаны куда денутся?

— Проблема, — вздохнул Крылов.

— Да бросьте! — отмахнулся Полугаров. — Свинья везде грязь найдет. Вот это проблема. Я не видел грабителей, которые пошли «на дно» из-за того, что закрыта библиотека! Каждый сам выбирает дорогу. Посмотрят два одногодка какой-нибудь детектив и выйдут из кино с разными мыслями. Один решит: стану сыщиком — вон он какого бандюгу скрутил! А пока не подрос — в комсомольский оперотряд запишется.

А другой: «Гы-гы, как он его трубой по башке! И в бар — клево!» Да отпилит кусок трубы — и на остановку такси!

Роман так разгорячился, что даже дышал тяжело, будто только что гнался за злоумышленником с обрезком трубы в руках.

— Кстати, про выбор дороги, — вмешался Крылов. — На днях дежурил по отделу, заходит гражданин, рассказывает: сам он приезжий, в командировке, города не знает, забрел в парк, а там его окружила шпана, человек семь, с палками, камнями, и берут в оборот — давай деньги, часы, пиджак скидывай… Место глухое, гады эти пьяные, злые; видит он: дело табак. Деньгами и вещами не отделаешься, как бы на инвалидность не перейти…

Вдруг откуда ни возьмись четыре парня — трезвые, чистые, вежливые: в чем дело?

Ну, хулиганье на дыбы, мать-перемать, и тут, говорит, такое пошло-поехало, в жизни не видел. Как начали их эти ребята молотить! И руками, и ногами, да с прыжками, вывертами разными, только пух и перья полетели. Удар — копыта набок.

Какие там палки с камнями… Несколько минут, и все: трое по земле ползают, а кто уцелел — рванули как черт от ладана. А ребята вежливо поклонились — и в другую сторону.

— Здорово! — восхитился Полугаров и зачем-то сжал огромный кулак. — Кто же они такие?

Крылов развел руками.

— Этот командированный затем и приходил. Может, говорит, ваши ребята или знаете их, хочу, мол, руки пожать. Наверное, бывшие десантники или спортсмены.

Самбисты, дзюдоисты… Шли мимо и вмешались.