Свой ключ от чужой двери

Что испытывает человек, которого бьют? Растерянность, страх, протест и бешеное желание дать сдачи. Меня били только однажды, в армии, когда я, долговязый салага с интеллигентной физиономией, попал в руки ребят постарше и посильнее… Я сжал кулак и, вложив в него все силы, ударил в ответ, попав в железное Эдиково плечо.

– Это за фонд! – сказал Эдик.

При чем тут фонд?

Я сжался в ожидании нового удара и боли. Удара, однако, не последовало. Вернее, удар был, но глухой и, видимо, не имеющий ко мне никакого отношения. Эдик, покачнувшись, стал медленно оседать на пол у моих ног. Когда рассеялся туман перед моими глазами, я увидел Ведьму с небольшим огнетушителем в руках. Она осторожно поставила огнетушитель на пол и пнула бездыханное тело Эдика носком туфли, пробормотав: «Надеюсь, он жив». И только после этого взглянула на меня. В ее взгляде не было ни сочувствия, ни испуга за мою жизнь.

– Быстро! – Она схватила меня за руку. – Ну!

Я, шатаясь, тащился за ней в глубь коридора, ощупывая разбитое лицо. По пути она дергала за ручки дверей, и когда наконец одна из них подалась, втолкнула меня внутрь. И в ту же минуту мы услышали голоса в коридоре. Эдик ревел, изрыгая проклятья, что-то бубнили его дружки.

– Слава богу, он жив, – сказала Ведьма. Я не мог разделить с ней ее радость.

Комнатка была крохотная, увешанная по стенам ворохами блестящей одежды. Удушливо пахло потом, духами и кладовкой. На туалетном столике стояли баночки с кремами и красками. В длинном зеркале с лампочками по периметру отразилась моя окровавленная физиономия, торчащие дыбом волосы и разорванный ворот рубашки. Ведьма повернула ключ в замке. Я попытался стереть кровь с лица, но рука тоже была в крови, и я только размазал ее еще больше. Голова гудела, боль отбойными молотками пульсировала в затылке. Меня подташнивало от соленой тягучей слюны, наполнившей рот.

Ведьма открыла стенной шкафчик и стала шарить там. Она молчала, и я почувствовал, что начинаю ее остро ненавидеть. Наконец она подошла ко мне с ватой и бутылочкой перекиси.

– Вячеслав Михайлович, – сказала она, ухмыляясь, – вы прекрасно держались. Вашей выдержке можно позавидовать. Воображаю, как вам хотелось дать ему сдачи!

Дрянь! Я попытался было подняться, но она толкнула меня обратно в кресло, приказав: «Сидеть!», и принялась обрабатывать мое лицо перекисью. Я сцепил зубы от боли. В дверь заколотили кулаками. Ведьма даже не вздрогнула, и я уже в который раз подивился ее выдержке. Из коридора раздавались возмущенные вопли. Видимо, Эдик с друзьями обыскивали артистические уборные. Вдруг раздался резкий высокий голос, спрашивающий, кто они такие и что им нужно. Разгорелась перебранка. Видимо, прибежала охрана.

– Стоять! Стреляю!

Эти шутить не намерены. Мне казалось, я слушаю радиопьесу.

– Все! Уходим! – это уже Эдик. – Братва, все в порядке. Тут один наш клиент потерялся.

Топот ног, звук захлопнувшейся двери и тишина.

– Как я понимаю, хозяин этой комнаты сейчас закончит номер и вернется, – прошептала Ведьма. – А ваши друзья околачиваются рядом. Что будем делать, Вячеслав Михайлович?

Я пожал плечами, угрюмо глядя в пол.

– Я понимаю, вам уже все равно. После того, как вы получили по морде от Эдуарда, вы унижены, растоптаны и жизнь потеряла для вас всякий смысл. Но выбираться-то нужно. Как? Есть идеи?

Меня поразил ее жесткий тон. Она подошла к стене и принялась перебирать одежду. Сняла платье в блестках, еще одно, черное с красными оборками внизу, балетную пачку, зеленую тунику из блестящей ткани.

– Вот! – сказала наконец. – То, что нужно. Вам пойдет!

Я подумал, что она определенно сошла с ума, если думает, что я это надену.

– Вячеслав Михайлович, – она положила ладони мне на плечи и заглянула в глаза, – вы хоть понимаете, с кем имеете дело и что может случиться? И никто не придет вам на помощь. Народ будет тупо смотреть, как вас убивают, а полиция даже не подумает вмешаться. Хотя какой народ, какая полиция? Глубокая ночь, шалман этот в тупике, здесь и фонари не горят. Через, – она взглянула на часы, – через полчаса заведение закрывается. Нам нужно уйти вместе с толпой, понимаете? После облома Эдик нас из-под земли достанет. Не только вас, но и меня – за огнетушитель.

– Спасибо, – проблеял я, – вы спасли мне жизнь.

– И еще раз спасу, – мигом среагировала она, – только не мешайте! Тем более это я вас привела сюда! Честное слово, не нарочно! Вы же знаете, что билеты мне подарила ваша родственница Нонна. Какой-то сюр, честное слово! – Она хихикнула. – Вот! – Она протянула мне одежду. – Быстрее, ради бога! Раздевайтесь!

Она была, конечно, права. В том, что нас ожидают на улице, я не сомневался. Я дотронулся пальцем до скулы и тут же отдернул руку, едва не зашипев от боли. Молча стал расстегивать пуговицы на рубашке.

– Я не понимаю, почему он напал на меня? – Мне удалось наконец выразить мысль, которая не давала мне покоя. – Почему?

– Он считает вас убийцей!

– Почему именно сейчас? А не вчера? Или позавчера?

– Какая разница? Вы спровоцировали его своим вызывающим поведением. Тише! – Она приложила палец к губам. – Кто-то идет!