Свои и чужие

Давними спутниками Нарчука в отряде теперь, кроме комиссара Баранова и Павла Черногузова, были Харитон Дорошенко и Лазарь Кузьмин. Дорошенко работал до войны директором средней школы в городе. Кузьмин — секретарём райисполкома. Людей этих командир отряда хорошо знал и уважал так же, как уважал и председателя райпотребсоюза Данилу Афонченко, который присоединился к отряду позже, когда крутогорские партизаны вернулись из далёкого рейда. Теперь тот поход за тридевять земель, чтобы взорвать несуществующие мосты на далёких реках, почему-то все без исключения называли этим словечком — рейд, будто в нем было нечто скрытое, недоступное другим, кто не принимал участия в походе, кто не был в том рейде.

Из всех, кто присоединился к отряду в последнее время, наиболее основательным человеком оказался Данила Афонченко. Даже не основательным — не совсем то слово. Была у Данилы Алексеевича некая недокучливая общительность, вернее, соучастие, которое не только не становилось в тягость кому-то, а одним уже своим проявлением делало этого человека незаменимым во всем, — касалось ли это обычной, повседневной жизни или иной сферы, в том числе и боевой деятельности партизан. Без Афонченко, пока он не повредил себе ногу, не только не предпринималась, но и не задумывалась ни одна операция, ни одна более или менее значительная вылазка, которая могла иметь значение для нормальной жизни отряда. Он и сам не любил засиживаться в лесу, часто ходил на задания. И вот теперь вынужден был уже несколько недель караулить партизанский шалаш на краю Цыкунов.

Между тем Данила Афонченко в августе ещё не собирался идти в партизаны. Его не включили ни в состав подпольного райкома, ни в список партизанского отряда. В тот день, когда немецкие танки прорвали оборонительный рубеж возле Церковища, председатель райпотребсоюза был направлен райкомом партии в качестве уполномоченного по эвакуации колхозного имущества в прифронтовые хозяйства. Легковая автомашина, в которой ехал Афонченко и которую вёл Иван Рой, как раз и наскочила на те первые танки, что после боя вытянулись в колонну и двигались по дороге в Крутогорье. «Эмку» в клубах пыли немецкие танкисты заметили издалека, потому что передний танк вдруг остановился и из него через некоторое время ударил очередями, раз и другой, пулемёт, которого ни шофёр, ни его пассажир за гулом мотора не услышали. За то недолгое время, пока колонна стояла на дороге, видимо, поджидая автомашину, мчащуюся им навстречу, расстояние между ними успело сократиться, и нули попали в передние колёса. Но Иван Рой, казалось, не почувствовал этого, надо думать потому, что он так же, как и Афонченко, не понял, что происходит вообще и чьи танки неожиданно появились на дороге, и, только когда после следующей пулемётной очереди с треском раскололось боковое стекло, начал тормозить «эмку», которая вдруг перестала ему подчиняться.

— Что это? — крикнул с заднего сиденья Афонченко, как будто не надеясь, что шофёр услышит его.

Но тот уже остановил машину и абсолютно спокойно, словно никакой опасности не было, повернулся лицом к Афонченко и тихо произнёс:

— Немцы, Данила Алексеевич!… Надо спасаться!… С левой стороны, за небольшим полем, виднелся лес и к нему от дороги вела глубокая канава, по обе стороны которой высилась грудами свежая земля. Канаву Афонченко приметил сразу, смекнув, что по ней можно будет, пригибаясь, добраться до леса, пока немцы успеют доехать на танках до того места, где остановилась «эмка» и получат таким образом возможность стрелять вдогонку. Но до канавы было ещё метров тридцать чистого поля. Опасность большая, но другого выхода ни Афонченко, ни Рой не видели.

Видимо, немцы тем временем подумали, что несколько очередей, пущенных из пулемёта, хватило, чтобы не только подбить автомашину, но и уничтожить людей, и перестали стрелять; в переднем танке поднялась крышка люка и высунулся по пояс человек. Одет он был в чёрное, однако лица нельзя было рассмотреть, да и не хватало на это времени.

Афонченко только удивился, почему немцы стоят на месте и не пытаются приблизиться к подбитой автомашине, непонятным оставалось и то, почему они вообще остановились, ведь могли бы просто раздавить «эмку» гусеницами.

Задержка эта обернулась на пользу путникам, попавшим в беду. Словно улучив момент, который больше не повторится, когда нельзя оставаться в машине и промедлить хотя бы минуту, Афонченко спросил шофёра:

— Видишь канаву?

— Да.

— Ныряем туда. Но подожди, сделаем это вместе, поодиночке нельзя. Если первому повезёт, так по второму обязательно попадут. Подготовятся и попадут. Ну, открывай свою дверцу. Так. А теперь — я. Марш!