Свои и чужие

Отправляясь в лес, Чубарь обещал Гапкиному сыну Михалке привести этого маленького лося в Мамоновку, даже хлеба для приманки взял. Но потом, когда блуждал по незнакомым мостам, ещё не отыскав лосёнка, планы свои изменил, во всяком случае совсем недавно он колебался — возвращаться ли в посёлок. Не было уверенности на этот счёт у него и теперь, когда руки уже обременяла живая ноша. Да и не могла она, видно, пока появиться, эта уверенность. Нужно было выйти на дорогу, остановиться, перевести дух, оглядеться по сторонам; тогда бы решение само пришло на ум; тогда бы в голове прояснилось, куда путь держать.

На самом же деле ничего такого не потребовалось — ни решаться на что-то, ни даже думать о чем-то. Внезапно на просеке, которая словно коридор открылась за густым ельником, дорогу Чубарю пересекли вооружённые люди. Их было много, и стояли они не прячась, группой. Сразу же бросились Чубарю в глаза двое, что оказались ближе к нему, шагах, может, в десяти, — один в летней красноармейской форме, с немецким автоматом на животе и с готовыми к стрельбе, хоть и расслабленными, руками на нем; другой в темно-синей, как будто бы в милицейской шинели с совсем выцветшими, кажется, зелёными петлицами на воротнике; к тому же, шинель эта была но по росту велика человеку, и трудно было догадаться, есть ли под ней ещё какая-нибудь одежда.

— Глянь-ка, полицай, а тоже без мяса жить не хочет, — с добродушной издёвкой сказал тот, что держал руки на немецком автомате. — А ну, хендэ хох, сволочь!

От неожиданности Чубарь тряхнул головой, будто в одурении, но внутренне не очень-то испугался и не заторопился объяснять незнакомым людям, кто он и почему болтается тут — неважно, врал бы он при этом или говорил правду, — как будто бы понял, что на признания у него ещё будет время. К тому же живая тяжесть на руках мешала сразу выполнить команду, тоже как бы давала возможность не спешить. Но и тянуть время, слишком медлить в его положении не приходилось. Не испытывать же чужое терпение.

Как Чубарь ни успокаивал себя, в ушах его не переставала звучать оскорбительная команда «хендэ хох», хотя запомнил он лучше всего последнее слово — сволочь.

«Сам ты сволочь!» — подумал Чубарь и искоса, но так, чтобы не вызвать ответной злобы, поглядел на человека с немецким автоматом.

— Ну, ну, — поторопил тот Чубаря.

Остальные тоже загомонили, но голосов их Чубарь почему-то не разбирал, то ли вправду далеко стоял, то ли ещё какая причина была на это. Не знал он и о том, что вызвало восклицания — возмущение его медлительностью, которая могла сойти за несообразительность, или что-нибудь иное, например, лосёнок на руках.

Хочешь не хочешь, а надо было класть лосёнка на землю, освобождать себе руки.

Чубарь оглянулся, увидел в нескольких шагах два берёзовых пня, которые торчали по сторонам зеленой купины, собрался было шагнуть туда. Но но успел. Другой человек, тот, что был одет в темно-синюю шинель, живо, даже ловко, обошёл Чубаря сзади, вцепился клещом в его винтовку сверху и сильно потянул её с Чубаревого плеча. Чубарь не стал упираться. Он только отвёл назад плечо, пропустил винтовочный ремень; этого довольно было, чтобы винтовка тут же оказалась в чужих руках.

Разоружение произошло быстро и неожиданно, человек обладал необычайной ловкостью, какая не всякому даётся, и неожиданно не только для Чубаря, по, судя по всему, и для тех, кто стоял на просеке. Вспыхнул смех.

«Кто они? — наконец трезво подумал Чубарь. — Окруженцы или, может… партизаны?»

Но как угадаешь?… Ни лиц знакомых, ни знаков различия. Даже одежда и оружие — и те с бору по сосенке.

На память Чубарю пришла встреча его в лесу за прифронтовой деревней с вооружённой группой, которая несла раненого полкового комиссара. Тех можно было узнать, как говорится, ещё за версту, кто да откуда. А эти? По всему было ясно, что действовать силой никто не собирался, просто этим людям не хватало такого случая, как теперешний, чтобы пошутить да посмеяться. Но и надеяться на их понимание очень-то не приходилось — теперь всякому закон был не писан на скорую расправу. Наконец смех стал помаленьку стихать. И опять к Чубарю подскочил все тот же низкорослый в темно-синей шине ли, который на некоторое время затерялся было с Чубаре вой винтовкой в толпе. Казалось, на него тут не было никакой управы и действовал он самостийно, в полной уверенности, что непременно получит поддержку у своих спутников. Не долго думая, человек этот перехватил винтовку прикладом вперёд и толкнул его в спину. — Пшел!

И, отойдя немного в сторону, снова вскинул винтовку на плечо, дулом кверху.

Боли Чубарь и тогда, и теперь от толчков не почувствовал, однако голову поторопился отклонить. При этом успел заметить, что другого оружия, кроме его винтовки, у человека в темно-синей шинели не было. Наверно, потому и поторопился тот завладеть ею.