Готик как подкошенный опустился на свою койку. Пожав плечами и продолжая сохранять удивительное равнодушие к своей судьбе, горец запихал свои нехитрые пожитки в валявшийся под кроватью мешок, снял и положил на постель пояс с мечом и молча направился за рыцарями. И лишь когда за ним закрылась дверь, Готик понял, что его спокойствие было напускным. Глубоко внутри, под ним, сидел страх смерти. И сейчас, когда ниточка связи между двумя друзьями натянулась и истончилась до паутинки, страх и готовность умереть проявили себя в полной мере. Авидар шел на смерть и знал это.
Ошеломленный своим открытием, Готик рванулся было к выходу, но был остановлен Яунистом:
– Ку-уда? Скоро отбой!
– Мне надо…
– В уборную? Дверь в другой стороне!
Юноша попятился, оглядываясь по сторонам. Остальные ученики готовились ко сну. Кто уже лежал на постели, кто копался в своих вещах, кто болтал. Несколько взглядов исподтишка сказали юноше: им всем наплевать, что будет дальше. Никто не станет вмешиваться. Разве только… Юрат смотрел как-то странно. Испытующе? Сочувственно? С интересом наблюдателя?
Под этим внимательным взглядом Готик заставил себя успокоиться. Наскоком ничего не добьешься. Значит, надо действовать хитростью.
Казарма постепенно успокаивалась. День выдался насыщенный, и один за другим ученики отправлялись спать. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, Готик улегся тоже. Сон словно только этого и ждал – навалился ватной тяжестью…
Но исчез от легкого прикосновения.
– А! – Готик встрепенулся, подпрыгнув на постели от неожиданности.
Кругом была темнота. Огонек свечи за ширмой, где коротал ночь дежурный, еле-еле теплился, больше подчеркивая ночной мрак, чем разгоняя его. Над ним склонялся темный силуэт.
– Я так и знал, – ответила темнота знакомым голосом, – что ты дрыхнешь!
– Юрат? – Готик с трудом узнал говорившего. – А т-ты почему не спишь?
– Тебя караулю, – беззлобно фыркнул молодой рыцарь. – Хотел убедиться, настоящий ты друг или так – трепло мелкое. Бросил, значит, горца?
– Я? – Голос дрогнул, пустив петуха. – О Создатель! Неужели я заснул?.. А… ты почему меня разбудил?
– Да вот, – Юрат выпрямился, скрестив руки на груди, – захотелось почему-то… Хотя не должен был! Пусть бы ты утром помучился, потерзался.
– Я… ох… – Готик торопливо зашарил вокруг руками, собираясь. – А сколько времени?
– Не боись, – в голосе рыцаря сарказм мешался с сочувствием, – только что рассвет пробило. Может, успеешь на заседание…
Все знали, что время между отбоем и рассветом считалось как бы «мертвым» – что бы ни произошло накануне, решение любых вопросов следовало отложить, если этого не смогли сделать до отбоя. А арестовали Авидара слишком поздно – магистры не успели бы все обсудить и принять решение. Следовательно, обсуждение – и осуждение! – горца отложили на первые минуты после рассвета. К тому времени, как новый удар колокола пробьет побудку для учеников и рядовых рыцарей – то есть к тому времени, как должен был проснуться Готик, – все было бы уже кончено. Если бы не Юрат, который, судя по вялому голосу и устало опущенным плечам, не спал всю ночь, чего-то выжидая.
Юноша вдруг ощутил горячий прилив благодарности к молодому рыцарю. Он торопливо стал искать огниво, чтобы зажечь еще одну свечу, но был остановлен крепкой рукой:
– Иди. Если что, я прикрою!
– Но почему? – Готик попятился к выходу.
– Сам не знаю… Куда? Через окно в туалете!
В темноте было трудно разглядеть выражения лиц, но Готик все равно послал Юрату благодарную улыбку, прежде чем воспользоваться советом. Оставалось надеяться, что молодой рыцарь не соврал.
В Зале Заседаний не было окон, но ярко горящие лампады вполне заменяли другие источники света. Вдоль стен на равном расстоянии друг от друга были закреплены светильники. Свет шел от стен к центру комнаты, лучами падая из-за высоких спинок кресел, так что стоявший в середине поневоле видел лишь подсвеченные со спины темные силуэты своих судей, приоров Ордена Драконоборцев, и не мог разобрать выражения их лиц. В то время как его было прекрасно видно.
Тени сидевших в креслах судей немного не доставали до желтого круга в центре мозаики, где стоял юноша. Руки у него были свободны, но он все равно держал их за спиной, словно они были скованы невидимыми кандалами.