Свой - чужой

Это как бы некий значительный акт – о нем разговоры, на которые тратится реальное и социальное время, о нем говорят политики, телевидение, говорит Запад, мир. И может быть, это действительно самый интересный и любопытный вариант. Хотя, конечно, вы правы: мы сейчас примем любую хартию, а потом Борис Николаевич опять ляжет на рельсы, опять не разменяет Черноморский флот, опять присягнет на этой хартии, как на Конституции, – и мы знаем, чем все это кончается.

Как вы ко всему этому относитесь, к этой замечательной хартии примирения? Вы, по которому долбили из танков, вы, которого отправили на автобусе в «Лефортово», вы, которого демократы продолжают считать главным красным революционным радикалом?

Что это за хартия? Может, нам ее с порога отмести, и тогда будет гражданская война, как нам об этом постоянно они говорят? Либо принять, после чего мы станем братьями во Гайдаре?

А.М. Александр Андреевич, вы же литератор, ведь басня Крылова «Волк на псарне» – прямо о сегодняшнем дне. После всего, что натворили, они же видят, как на них поднимается народ как на серого волка, – с вилами и топором, с кольем-дубьем. Видно, почувствовали, что им приходит конец. Я вспоминаю Даниэля Дефо... Слушайте, генерал вспоминает автора Робинзона Крузо, надо же!..

А.П. Видно, у генерала память не отшибли?

А.М. Как ни старались они... Но я же говорил, что получил образование в закрытом учебном заведении кадетского суворовского училища... Так вот у Дефо в одном из памфлетов есть примерно такой сюжет: петух попадает в стойло к жеребцам и говорит: господа, давайте не будем толкаться, чтобы не причинить друг другу физический и моральный ущерб. Вот сейчас кое-кто в роли такого петуха, у которого время, действительность и народ выдергивают перья.

Но вообще-то, кроме обучения в Суворовском училище и двух академиях, я еще и образовывался в солдатской курилке и позволю себе такое сравнение, что весь этот режим, о котором вы говорили, напоминает использованный презерватив. Опасность в том, что хозяева Запада могут заменить эту резинку на другую, и как бы нам не получить новый режим, который все так же держал бы народ в бесправном положении. Есть такая опасность, и великая опасность.

Вы еще не упомянули, что я баллотировался в президенты и набрал всего три с половиной миллиона голосов. Правда, ничтожно мало по сравнению с Ельциным, но думаю, что эти люди – настоящие патриоты, потому что в те времена партия приказывала голосовать за Рыжкова, все средства массовой информации призывали голосовать за Ельцина. И за меня отдали голоса три с половиной миллиона патриотов. Это же огромная, прекрасная цифра!

Сейчас она выросла во много раз. Если мы этих людей построим с помощью вашей прекрасной газеты, с помощью всех партий и лидеров, которые должны наконец понять, что их так же выбросят, как нынешнюю использованную резинку, тогда действительно все станет на свое место.

А.П. Мы с вами, как ни странно, ровесники. Вам 56, мне столько же стукнуло. Вроде бы главное уже прожито, молодость давно кончена, дети рождены, внуки. Много натворено за жизнь, много израсходовано патронов – словесных и боевых, много наворочено событий. Дальше легче не будет, это ясно, будет еще труднее. И, казалось бы, наши седые виски взывают к тому, чтобы отдышаться, отдохнуть, но ничего подобного, видимо, не будет. Может быть, нам до конца дней своих суждено мотаться по митингам, тюрьмам, по казармам, Бог знает, куда нас увлечет судьба.