Свой — чужой

Ко мне потом пришли люди из одной православной общины и спросили: «Когда вы работали над памятником, вы задумывались, почему именно там его поставить?» В данном случае это было просто совпадение, но очень благоприятное. Существовал общий замысел, и власти пошли навстречу. Так вот, по сути, получился крест, если посмотреть сверху. То есть начать отсчет православного креста от центра — Дзержинской площади, которую есть основание считать русской Голгофой; потом — памятник героям Плевны — победа над мусульманством — это как бы полумесяц, если крест представить. Далее идет прямая, которая как раз выходит на ось Кирилла и Мефодия. Если провести к ней горизонтальную прямую, правая сторона как раз упрется в бывший ЦК партии, левая же сторона креста — как бы в синагогу. Вспомните о роде пыток Христа. Слева — копье, справа — губка с уксусом. Так вот, если мы представим символически все эти организации, то пятиконечная звезда — это и есть тот самый уксус, та отрава идеологии, о которой мы сейчас хорошо знаем. Слева — копье, шестиконечная звезда, звезда Давида — это синагога. Ну и замыкается верхняя перекладина как раз церковью Всех Святых на Куличках. Я все думал: действительно это так или домыслы; но когда мы промерили метром, представляете, точно, канонически получается крест. Вот теперь спросите: мистика это или не мистика? Можете проверить сами: по метрам один в один все совпадает, отношение высоты к ширине, место, где находится перекладина, и так далее. Так значит, над Москвой поставлен вот этот крест…

Ну а как вписаться в окружающую среду, это вопрос профессиональный, тем более уже опыт есть такой. Нужно было найти верный масштаб, учесть высоту домов, почувствовать все пространство…

А.П. Я всегда очень внимательно прислушиваюсь к твоим суждениям, потому что у тебя очень специфический ум, душа, и ты как бы знаешь и замечаешь такие явления жизни, которые мне порой не видны или же я их вижу несколько иначе. И будучи в последнее время политизированным до предела, вращаясь среди такого растерзанного психологического и духовного поля, в котором возникают молнии политических энергий, сшибаются, гасят друг друга, взрывают общественное сознание, я чувствую, что какие-то знания, зрелища и представления минуют меня. А тебе удается их зафиксировать, потому что у тебя своеобразная работа, своеобразная психология, своеобразная этика — ты абсолютно религиозный человек и ты видишь удивительные вещи. Я тебя хотел спросить: как ты ощущаешь сегодняшнее состояние умов в народе? Не политиков, это я знаю. А что ты чувствуешь во время странствий по русским деревням, по полям битв и сражений, где ты собираешься ставить свои памятники. Как ты чувствуешь сегодняшний русский народ? Что он думает, чем он дышит? Ведь ему сейчас ужасно тяжело, как ты это видишь?

В.К. Наиболее глубокий вывод, который я сделал для себя, встречаясь с людьми, — вот недавно как раз приехал из деревни, мы закладывали храм Покрова Пресвятой Богородицы, — неучастие народа или его вот такая внешняя пассивность, это своеобразное проявление инстинкта самосохранения.

Видимо, простой народ является хранителем того изначального промысла в большей степени, чем мы, уже отягченные знаниями, вращающиеся вот в этой политической круговерти. Он не пассивен, народ. Просто он не желает участвовать в делах тьмы и лжи. Это вот первое наблюдение. Второе — не только в глубинах, но просто в сознании народа сохранился православный дух. В человеке самом последнем, даже в преступнике, в зэке. Раз православный дух сохранился, значит, сохранился и самодержавный дух. Народное сознание простое такое только на первый взгляд Все хотят уважать хозяина в доме и главного хозяина в стране. Плохо, когда в соседнем доме главные — жена или дети. Там же, где отец хозяин, всегда порядок. Где есть почтение к отцу, там всегда порядок, какой бы многочисленной семья ни была.