Свои чужие

Мелкие ныли, что у соседа Кости ёлка стоит с начала декабря. И нам обязательно надо. Надо — значит купим. Украсим шарами и разноцветными гирляндами. Будет красиво, мы постараемся.

В первый Новый год после рождения сыновей мы с Витой не рискнули ставить ёлку. Ростик и Сеня только учились ходить. Страшно было, что поранятся или вовсе её завалят. Впрочем, сейчас тоже могут. Легко. Две торпеды в доме. Даже интересно, сколько простоит зелёная? Можно будет поспорить с женой. На желание.

Толкнув входную дверь, захожу в коридор и ставлю ёлку у стены. Снимаю ботинки и куртку, припорошенную снегом. В уши моментально вбиваются визги и крики, затем слышатся удары и детский протяжный плач. Через мгновение звучат голоса: монотонный, поучающий — моей матери и визгливый, чуть нервный — Любови Григорьевны. Бабушки с радостью возятся с внуками, можно было даже няню не нанимать. Но нам так спокойнее. Тем более Радмила Степановна имеет педагогическое и медицинское образование. Пока я на работе, а Вита на учёбе, сыновья под присмотром профессионала своего дела.

— Кирюш, это ты? — доносится со второго этажа.

— Я. Ты готова?

— Да, мой Капитан! Сейчас только косметичку соберу! Минутку!

Я прохожу в гостиную и не могу сдержать улыбку. Ростик беспощадно лупит брата мягкой игрушкой по голове, а Сеня не сдаётся и пытается её отобрать. Оба упрямые и вредные. Классика. Ничего необычного не происходит. Самое интересное, что стоит какому-то чужаку обидеть брата, Ростик вгрызается в обидчика мёртвой хваткой. Точно так же поступает и Сеня. Брат за брата, все дела. Только друг другу можно как следует навалять. И никому больше.

— Моя игрушка! — кричит Ростик.

— Нет, моя!

— Твоя в мусорке!

— Мальчики, хватит! — всплёскивает руками Любовь Григорьевна. — Вы же братья! Давайте жить дружно.

Здравствуй, любимый сумасшедший дом!

Любовь Григорьевна садится на корточки и пытается утихомирить пацанов. Моя мать бегает по комнате в поисках точно такой же игрушки — Крепыша из «Щенячьего патруля». Она должна валяться где-то здесь — мы покупаем всё оптом. Иначе слёз и истерик не избежать.

— Арсеничка, ты бы лучше умыл лицо, чем ссорился с братом! — возмущается Любовь Григорьевна.

— Не хочу!

— Мама совсем за вами не смотрит. Испачканные, голодные!

— У моих сыновей самая лучшая мама на свете, — тут же вклиниваюсь в разговор.

Взгляды присутствующих обращаются в мою сторону. Любовь Григорьевна поджимает губы, натянуто улыбается. Мать вручает пацанам их игрушки. Да, одна бабушка у нас строгая, а вторая — наоборот.

Опустившись на колени, раскрываю руки. Ростик и Сеня наперегонки бросаются в мои объятия, едва не сбивая с ног. Чушь говорят, что отец не должен выражать эмоции к сыновьям и растить их боевыми роботами. С детства ощущая заботу, нежность и защиту со стороны отца, сыновья будут расти людьми, способными быть сильными и чувствующими одновременно.

— Мой папа! — продолжает провокацию Ростик и пытается оттолкнуть брата.

— Мой! Мой!

— Тихо-тихо, — улыбаюсь я в ответ. — На всех хватит.

Сыновья затихают и обнимают меня за шею. Мир останавливается, в груди тесно. Эти моменты бесценны.

— Я ёлку привёз, — сообщаю минутой позже, когда Ростик и Сеня отлепляются от меня. Поднимаюсь на ноги, внимательно окидываю взглядом комнату. — Можете украсить её сами, пока нас с мамой не будет, а можете дождаться нас.

— Ура! Ёлка! — радуются пацаны.

Любовь Григорьевна облегчённо вздыхает и, хватаясь за сердце, шепчет что-то типа: «Слава Богу, успокоились!» Мать радостно машет рукой в знак приветствия и уходит на кухню.

Мы с Витой редко можем позволить себе отдохнуть вдали от всех. С тех пор как парни подросли и Вита перестала кормить грудью, в среднем наши «загулы» случаются раз в полгода. Только жена и я. Два дня вдали от цивилизации. Тишина, природа.

Я устанавливаю ёлку у окна, расправляю ветки. Пахнет и правда охрененно.

Доставая из кладовки новогодние игрушки, нахожу на одной из полок мяч. Мы с сыновьями успееем сыграть в футбол и получить люлей от бабушек, пока Вита «быстренько собирает косметичку».

— Пап, а почему нам с вами поехать нельзя? — обиженно спрашивает Ростик, отбивая мяч и попадая в сооружённые из подушек ворота.

Он более домашний парень. Привязанный к Вите и ко мне. Это Сеня самостоятельный, сам по себе. Он с удовольствием остаётся с бабушками и няней, зная, что те простят и не накажут за мелкие шалости.

Становится жалко сына. Ну не скажу же я ему, что хочу громко и не сдерживаясь драть их маму, пока никто не слышит? В нашем доме всегда толпа людей. Так-то мы уже привыкли, но иногда хочется уединения.

— Детей туда не пускают, Рост. Но обещаю, что, как только мы с мамой вернёмся, поедем в игровую комнату вчетвером.

— И на батуты?

— И на батуты, конечно же.

Со второго этажа наконец спускается Вита. С сумкой в руке. Красивая и женственная. В длинном чёрном платье под горло, обтягивающем стройную фигуру. Будто и не была беременна близнецами. Не рожала в муках. До сих пор помню её, уставшую и измученную, когда всё закончилось и наши парни появились на свет.