10. Возможно, теисты укажут мне на то, что помимо непосредственных интуиций, данных в опыте, и рациональной аргументации, существует еще и некий третий возможный способ установления истины, а именно – вера. Я не стану здесь спорить, так ли это на самом деле. Замечу лишь, что, рассуждая практически, если вера изначально не навязана человеку его социальным окружением, он, по-видимому, в принципе может хотя бы стремиться к ней только потому, что она, по его мнению, некоторым образом удовлетворяет его фундаментальную экзистенциальную потребность в так называемом «смысле жизни». Если же предполагаемое содержание веры только заставит реальность выглядеть еще абсурднее, чем она кажется непосредственно, то становится не очень понятно, зачем, собственно, вообще пытаться верить. Но очевидно, что в моем случае это именно так. В самом деле, из сказанного вытекает, что просто поверить в истинность теистических нормативных стандартов означало бы, среди прочего, поверить, что то, в чем я на самом деле не могу усмотреть вообще никакого зла, как раз и является настоящим радикальным злом (например, «грехопадение», в котором нет никакой антигуманности), а то, что, напротив, с очевидностью дано мне в интуиции в качестве поистине чудовищного зла, есть проявление абсолютного блага (санкционирование всего мирового страдания). Я не вижу, каким образом подобная попытка поверить в то, что fair is foul and foul is fair, могла бы сделать мою жизнь хоть сколько-то осмысленнее.
Юлия Синеокая