Своеволие философии

5. Мое второе уточняющее замечание связано с тем, что, когда мы ставим вопрос «Что есть благо?» самым общим образом, мы, по-видимому, никак не дифференцируем различные типы блага, которые, как нам известно из традиции, в принципе можно отличать друг от друга (к примеру, моральное, физическое или метафизическое благо и т. п.). В этой связи я хотел бы уточнить, что меня здесь занимает исключительно моральная благость Бога. В историческом плане, я думаю, довольно очевидно, что, когда классический теизм говорит об абсолютной благости Бога, он зачастую имеет в виду в том числе и так называемую метафизическую благость. Лично я нахожу само понятие метафизического блага надуманным, так как не вижу вообще никакой необходимости приписывать чисто онтологическим характеристикам вроде «количества сущности» (выражаясь по-лейбницевски) какой бы то ни было ценностный статус, но, чтобы не углубляться здесь в обсуждение этой темы, я готов (условно) согласиться с тем, что Бог есть абсолютное метафизическое благо. Это не имеет для меня особого значения, поскольку я продолжаю отрицать другой тезис, как правило, также подразумеваемый классическим теизмом, когда он называет Бога абсолютным благом, а именно – что Бог абсолютно или хотя бы просто благ в моральном отношении. Чтобы несколько конкретизировать предложенное выше формальное понятие блага и зла применительно к моральному благу и злу, на мой взгляд, следует, во-первых, указать на то, что адекватным объектом позитивного или негативного отношения в данном случае может быть не что бы то ни было, но главным образом (внешняя и внутренняя) активность разумных агентов, а также, вероятно, различные влияющие на нее факторы (характер, принципы, законы и т. п.). Во-вторых, можно попытаться уточнить специфику самого этого отношения, сказав, что, когда некто морально одобряет или осуждает некую активность, он непременно находит правильным и чрезвычайно важным, чтобы и другие разумные агенты разделяли это одобрение или осуждение и проявляли его в виде так называемой «моральной санкции», т. е. разнообразных эмоциональных и поведенческих реакций, не принимающих (в отличие от легальной санкции) институциональных форм337. Соответственно, и в этом случае различные субъекты, изначально исходящие из различных (исторически данных) нормативных понятий или стандартов морального блага и зла (например, воли Бога, объективного совершенства природы, общественного договора, логической законосообразности максимы поступка, максимального счастья максимального числа людей и т. п.), могут сформировать различные, а то и антагонистические материальные понятия морального блага и зла, т. е. представления о тех или иных конкретных совокупностях различных типов активности, заслуживающих одобрения или осуждения (в смысле, предполагаемом формальным понятием морального блага и зла). В силу этого возможно, что активность Бога, интерпретируемая как морально благая с точки зрения некоторого теистического стандарта морального блага и зла, не только не будет выглядеть морально благой, но даже неизбежно предстанет морально дурной, если я буду рассматривать ее в свете некоторого альтернативного стандарта морального блага и зла338.

6. Теперь я просто перейду к описанию как раз такого альтернативного стандарта, который я лично нахожу очевидным на интуитивном уровне. Анализируя свои непосредственные моральные интуиции, я прихожу к выводу, что в конечном счете могу усмотреть в той или иной активности хоть какое-то моральное зло только на том основании, что она способствует страданию чувствующих существ (т.е. на основании ее антигуманности), а хоть какое-то моральное благо – только на том основании, что она устраняет страдание чувствующих существ и, возможно, приносит им еще и удовольствие (т.е. на основании ее гуманности). Страдание и удовольствие в данном случае понимаются мною в максимально широком смысле, охватывающем самые разные формы соответствующих физических, психологических и, если угодно, духовных состояний, а также то, что в современной аналитической традиции подчас называют attitudinal pleasure and pain339. Нетрудно видеть, что мои интуиции соответствуют определенному типу нормативных этических теорий, который в целом можно охарактеризовать как универсалистский или альтруистический консеквенциализм, основанный на гедонистической теории неморальных ценностей. С исторической точки зрения, по-видимому, можно констатировать, что теории такого типа, формулировавшиеся в XVIII–XIX вв. шотландскими и французскими просветителями, утилитаристами и позитивистами, оказали огромное влияние на формирование современного морального сознания. Все подобные теории я буду называть гуманистическими, имея под этим в виду, что (с теми или иными конкретными нюансами и акцентами) они рассматривают в качестве последнего нормативного стандарта морального блага и зла соответственно гуманность и антигуманность. Все прочие нормативные теории я буду называть негуманистическими.