Своеволие философии

Кто бы вы ни были – француз, русский, поляк, англичанин, ирландец, немец, чех – поймите, что все ваши настоящие человеческие интересы, какие бы они ни были – земледельческие, промышленные, торговые, художественные или ученые, все интересы эти так же, как и удовольствия и радости, ни в чем не противоречат интересам других народов и государств, и что вы связаны взаимным содействием, обменом услуг, радостью широкого братского общения, обмена не только товаров, но мыслей и чувств с людьми других народов.

Поймите, что вопросы о том, кому удалось захватить Вей Хай-вей, Порт-Артур или Кубу, – вашему правительству или другому, для вас не только безразличны, но всякий такой захват, сделанный вашим правительством, вредит вам потому, что неизбежно влечет за собой всякого рода воздействия на вас вашего правительства, чтобы заставить вас участвовать в грабежах и насилиях, нужных для захватов и удержания захваченного. Поймите, что ваша жизнь нисколько не может улучшиться оттого, что Эльзас будет немецкий или французский, а Ирландия и Польша свободны или порабощены; чьи бы они ни были, вы можете жить где хотите; даже если бы вы были эльзасец, ирландец или поляк, – поймите, что всякое ваше разжигание патриотизма будет только ухудшать ваше положение, потому что то порабощение, в котором находится ваша народность, произошло только от борьбы патриотизмов, и всякое проявление патриотизма в одном народе увеличивает реакцию против него в другом. Поймите, что спастись от всех ваших бедствий вы можете только тогда, когда освободитесь от отжившей идеи патриотизма и основанной на ней покорности правительствам и когда смело вступите в область той высшей идеи братского единения народов, которая давно уже вступила в жизнь и со всех сторон призывает вас к себе.

Только бы люди поняли, что они не сыны каких-либо отечеств и правительств, а сыны бога, и потому не могут быть ни рабами, ни врагами других людей, и сами собой уничтожатся те безумные, ни на что уже не нужные, оставшиеся от древности губительные учреждения, называемые правительствами, и все те страдания, насилия, унижения и преступления, которые они несут с собой.

Лев Толстой.

Пирогово, 10 мая 1900 г.

Лев Шестов

«Афины» и «Иерусалим», разум и вера, знание и чувства – эти противопоставления пронизывают философию Льва Шестова. Дихотомия здесь играет роль натянутого «лука», оба конца которого (разум и вера) создают необходимое напряжение «тетивы» авторской мысли. Шестов склонен к любой значимой философской мысли подходить через призму собственной схемы противопоставления «Афин» и «Иерусалима», что практически всегда уводит от аутентичности идей рассматриваемого им мыслителя, однако, тем самым превращает эти идеи в собственно шестовские, пережитые и продуманные по-своему.

Признавая ценность частного, единственного бытия человека, Л. Шестов занимает антигноселогическую позицию в вопросе понимания морального поступка. Решение, мысль, действие для него не есть категория познания. А из моральной нормы не следует определенный нравственный поступок. Л. Шестов вообще хочет освободить человека от любой нормы. Однако, в отличие от М. Бахтина, теоретический ум для него не является необходимым дополнением и продолжением практического ума: внутри уникального и единственного бытия нет выхода к бытию универсальному. Воля единственного человека абсолютизируется и замыкается в своем уникальном мире, находящемся в неразрешимом конфликте с миром всеобщим.