Читаем Свое время полностью

Из «Красной книги советской эстрады»: «Онегин Юсиф-оглы Гаджикасимов родился 4 июня 1937 года в Баку. Его отец и мать были родом из аристократических семейств, из которых вышло немало известных в истории и культуре Азербайджана политиков, юристов, врачей, литераторов. Мать Онегина Гаджикасимова Махтабан-ханум прекрасно знала русскую литературу и поэзию и, поскольку сын родился в 1937 году, когда отмечалось 100-летие со дня смерти Александра Сергеевича Пушкина, дала ему имя своего любимого героя… Онегин учился в Москве в Литературном институте имени Горького. В 60–80-х годах прошедшего столетия Онегин Гаджикасимов был одним из самых популярных и востребованных поэтов-песенников в СССР… В 1985 году Гаджикасимов принял православие, а в 1988 году стал иеросхимонахом Симоном монастыря Оптина Пустынь. Завершился его земной путь 30 июня 2002 года. Он был погребен на кладбище села Лямцино Домодедовского района Московской области»[15].

Само по себе это «био» – поэма высокого бюрократического стиля. Бюрократизм – это, видимо, та точка, где Восток и советский коммунизм очень друг друга поняли.

В специфическом сочетании имени и фамилии можно увидеть формулу, код будущих песенных текстов. Слияние внешнего русского антуража («Онегин старый мой приятель учился в Москве в Литературном институте имени Горького»), русско-советского языка, типа стиха и обстановки, городской топографии (общесоветской, но с центром в России) – с глубинно-восточным менталитетом: типом поведения влюбленного Меджнуна… «Лейла и Меджнун – героиня и герой популярнейшей на Востоке арабской легенды о разлученных и страдающих любовниках. Лейлу выдали замуж за другого, а Кайс (прозванный меджнуном, т. е. одержимым демоном, безумным) ушел от своего племени в пустыню и жил одиноко, слагая песни в честь Лейлы. В конце концов оба погибают от тоски. Впоследствии сюжет использован суфийскими поэтами; последние придали ему символический смысл тоски души в разлуке с божеством…»[16]. Сиквел: «До сих пор она мне часто снится в белом платье, / Снится мне, что снова я влюблен… / Раскрывает мне она, любя, свои объятья, /Счастлив я, но это только сон…»[17]

Семя попало в почву. Письмо позвало в дорогу. Просьба не кормить животных. Чувствительность и стремление к красоте не находили других ориентиров, кроме Меджнуна, в пустынях советских новостроек. Других ориентиров для этого типа юношества вокруг не было. Ассортимент «ролевых образов» при зрелом социализме был по-сиротски прост: всего «земного» – меньше одного.

Отвернемся от колкого ветра, зажжем энную сигаретку «Опал» в пещерке из заледеневших варежек, у бордового цоколя пятиэтажки, где на третьем этаже пьет на кухне с мамой чай – все уроки сделаны, потрфель сложен, воротничок поглажен – твоя Лейла.

И будем писать в семнадцать-восемнадцать лет такие стихи:

Там, где горечью лица облитыи всегда только слякоть и снег,ты пройдешь по асфальту и плитам,по гниющей листве, по разбитыммостовым, и ты встретишься с ней.Ах, очнуться, прорваться, быть может,через годы и судьбы –  назад…Но зачем-то бормочешь: «О боже,что за сон, до чего же похожа»,и проходишь, зажмурив глаза.
Перейти на страницу:

Похожие книги