Свое время

Богдан хотел ее спросить, не об этой ерунде, конечно, о чем-то другом, важном; но пока вспоминал, пока разгонял застоявшиеся, словно воздух в жару, мозги, он то и дело тормозил последнее время, — ее, конечно, уже не было ни рядом, ни в холле, нигде.

— Пошли, — сказал ему Влад, жестом игрока подбросив в воздух пластиковую карту.

…Посреди номера, бьющего наповал бронзово-бархатной роскошью, стояла, занимая его почти весь, громадная двуспальная (Богдан усомнился бы насчет «дву», если б удосужился об этом подумать) темно-шоколадная кровать. Влад заковыристо выразился.

— Она забыла, — машинально, на автомате, вступился за Арну Богдан.

— Ага. В своих апартаментах чего-то бы забыла, — проворчал Влад, швыряя поперек кровати рюкзак. — Руки!

Богдан переложил на тумбочку сумку с ноутбуком. Распаковываться не было смысла, все равно мы тут максимум на одну ночь. Надо будет предложить Владу провести демаркационную линию из свернутого покрывала, придумал он, усмехнулся этой пустяковой, но зато быстрой мыслишке и на автомате же переспросил:

— В каких апартаментах?

Влад, расшнуровывая кроссовки, глянул из-под низу через плечо, мотнув рыжим хвостом:

— И не мечтай. К ней Тьери приезжает сегодня.

— Тьери? — не понял Богдан.

— Муж.

Богдан кивнул. Информация шла к нему медленно-медленно, словно дополнительный поезд, петляющий через всю страну, однажды их угораздило взять билеты на такой, за что Костику влетело не по-детски, и тогда они, конечно, все равно успели… Неспешный поезд с остановками посреди желтых полей и на заброшенных полустанках, тут мы отцепляем лишние вагоны, здесь пропускаем нескончаемый товарняк, а теперь стоим просто так, возможно, пересменка у проводников… Разветвленная железнодорожная сеть центральной нервной системы, мысленный импульс катится, постукивая, от органов слуха к большим полушариям, транзитом через спинной мозг, я никуда не спешу и не боюсь опоздать. Ну муж. Я всегда знал, что у нее муж.

— Он француз?

Надо же было как-то отреагировать.

— Нормальный парень, — Влад выпрыгнул наконец из кроссовок и завалился наискось на кровать. — Буржуй, конечно, семейный бизнес, то-се, но продвинутый. У него в юности своя рок-группа была. Так что финансирует с пониманием, а не просто Арночке на булавки.

— Финансирует?

— Ну да. А ты думал, на какие шиши мы вот это все?

Указательный палец Влада ткнул в направлении развесистой люстры на потолке; Богдан кивнул:

— Отель?

Ничего. Переночую где-нибудь в другом месте. Что-ни­будь придумаю.

— Ну да, отель. И альбом, и студию, и залы, и гастроли эти долбаные…

Медленный поезд никуда не спешит. Все равно ведь рано или поздно доедет. Рано или поздно до кого угодно дойдет.

— А я думал, у нас государственный патронат, — сказал Богдан; неизвестно откуда всплыло имя, и он его озвучил: — Сергей Владимирович Полтороцкий.

— А вот этого я вообще не догоняю, — отозвался, потягиваясь, Влад. — Зачем ей всякая политическая шушера. Толку ноль, бабла тоже, просто пиарятся за наш счет.

И море, подумал Богдан.

— Ясно.

Все и вправду было ясно, по большому счету. А детали не имели значения.

— Пойду пройдусь, — сказал Богдан.

Косясь на валяющегося Влада, осторожно подхватил рюкзак и сумку с ноутом; его маневр остался совершенно без внимания, и хорошо.

Конечно, он рассчитывал еще ее увидеть. Где-нибудь в холле или возле отельной парковки: спортивный автомобиль, букет на капоте, маленькая Арна приподнялась на цыпочки, обнимая огромного пожилого француза, похожего на Депардье… Фигня какая. Он может быть какой угодно, этот ее Тьери. Совсем неважно, какой он, и даже не любопытно ничуть.

Богдан вышел на улицу, в пыльное солнце и жару; осень, и какое у нас, интересно, число?.. со счета дней он сбился давно, и за все это время в поле зрения так и не появился ни один календарь. Более того: с коротким смешком Богдан констатировал, что понятия не имеет, и какой это город.

Но с планом действий все было более-менее четко. Найти вокзал, взять билет и уехать домой. Он начал претворять план в жизнь тут же, немедленно, без зазора, как успел привыкнуть, путешествуя с Арной и ее кадаврами. Спросил дорогу у проплывающей мимо тетки, рыхлой, замедленной; тетка промолчала, и, пару раз тщетно повторив вопрос, Богдан двинулся дальше, отметив боковым зрением, что она только теперь наконец-то начала изумленно таращить глаза. Тот же фокус произошел и со следующими прохожими, молодой парой: эти раскачались переглядываться только после того, как Богдан отчаялся добиться от них хоть какой-то реакции и прошел мимо — не возвращаться же.