Свое имя

— Я о своем братце, — огорченно проговорила Вера. — Одно только у него на уме: совершить подвиг. И, главное, как мечтает! Вчера говорит: «Эх, если бы загорелось ваше депо, а я спас людей, вывел паровозы! За это могли бы даже орден дать…» — «Дурак ты, говорю, если нужно депо спалить, чтоб выявить твой героизм». Обиделся…

Митя рассмеялся.

— Смеяться, конечно, просто…

— А что сложно?

— Помочь другу.

Митя собирался тоже сесть на брус, уже уперся в него ладонями, напружился, готовясь подпрыгнуть. Да так и остался стоять.

— Как, например?

Вера, не взглянув на него, дернула худеньким плечом.

— Друзья находят способы… если собственная персона не заслоняет им весь мир.

«И понесло меня сюда! — подумал Митя. — Разве что хорошее услышишь от нее?»

Обиженно хмурясь, он рассказал о своем разговоре с Алешей и признался, что недоволен собой: назвал его государственным деятелем, а убедить не сумел.

— Сильно разозлил он меня: «С таким образованием в угле копаться!»

— Узнаю. Воображения больше, чем соображения, — запальчиво сказала Вера.

— Так что насчет персоны ты поспешила, — все еще с обидой сказал Митя. — Как мог уговаривал его. Работали бы вместе, на одной машине. Сначала тут, потом бы на широкую. Это же работа — понимать надо! Вроде и ездишь по одному маршруту, а поездка на поездку не похожа. Каждый раз что-то новое, не заскучаешь. А про важность и говорить нечего…

Вера сидела, обхватив колени и слегка покачиваясь.

— Послушала тебя, и самой захотелось на паровоз. Но как Алешку разжечь? — проговорила она в раздумье. — А вообще я завидую тебе: очень люблю ездить. Так хочется поехать куда-нибудь далеко-далеко! Иной раз услышу свисток паровоза, и на сердце хорошо и тревожно…

Не отрывая глаз от задумчивого лица Веры, которое казалось ему сейчас особенно красивым, Митя заговорил о том, что на узкой колее дальше Кедровника не поедешь, что настоящие поездки начнутся, когда он будет на широкой колее. Тогда уж попутешествует!

— Знаешь, о каком путешествии я думаю? — сказал Митя. — Представь себе, завод выпускает паровоз. Новый, быстроходный, мощный паровоз на каком-нибудь новом топливе. И вот бригада «обкатывает» машину, ведет ее через разные страны, через всю землю, от края до края, пока суша не кончится. Как, скажем, Чкалов и Водопьянов испытывали новые самолеты…

Глаза у Веры открылись широко:

— Вот это интересно!

— Интересно, да пока что нельзя сделать. То есть выпустить новый паровоз, конечно, можно, а вот проехать через всю землю…

— Почему?

— Колея всюду разная. Где шире, где поуже, понимаешь?

— Зачем же так глупо устроено?

— Кто его знает? Каждая страна по-своему живет, по-своему все делает. А когда весь мир будет заодно, — он сделал руками широкое, округлое движение, — тогда колея всюду будет одинаковая. Садись на паровоз и греми по всей земле!

Вера молчала, восторженно глядя на Митю. Потом вдруг спросила лукаво:

— Ну-ка, признайся, кого ты видишь машинистом на этом паровозе?

Митя потрогал пальцами черный, иссеченный трещинами брус, улыбнулся:

— Почему обязательно машинистом? А может, инженером. Тем самым, который придумал новый паровоз.

— Ох, и выдумщик же ты! — Она приложила руки к щекам и покачала головой.

— А что? — полушутя, полусерьезно сказал Митя. — Одни Черепановы изобрели первый в России паровоз, а почему другой Черепанов не может усовершенствовать теперешние машины?

Веселые искринки заплясали в зеленоватых Вериных глазах.

— Железная логика! Если крепостные люди смогли сотворить такое дело, то их вольный потомок должен сделать что-то еще большее… Правда, если, кроме свободы, у него есть еще кое-что… — И она приложила палец к своему гладкому, слегка загорелому лбу.

Что поделаешь, без «шпилек» она не может!

— Ты вот мечтаешь, фантазируешь, — примирительно проговорила Вера помолчав, — но ты и делаешь что-то. Призвание у тебя есть. А друг твой — пустой мечтатель. Самый настоящий Манилов. Да еще с переэкзаменовкой по алгебре…

— Я его растормошу, — горячо сказал Митя. — Увидишь, будет Алешка действовать. Будет!

— Если бы это удалось! — негромко сказала Вера. — А я пока мечтаю, чтоб скорее мы победили. Кончится война, мама не будет так работать, тогда и я займусь любимым делом, уеду отсюда… — И она раскинула руки, словно собиралась взлететь.

Радостное возбуждение, с которым Митя шел в депо, переросло в ощущение настоящего счастья: испытательный срок кончался, все шло благополучно, Вера была рядом, и впервые они так мирно, так хорошо говорили. Никогда он еще не был так уверен в себе, в своем призвании (очень здорово сказала она про призвание!), никогда не был так убежден, что добьется всего, что задумал. И только мысль, что Вера может уехать, что ее не будет здесь, затуманивала счастье.

Митя имел весьма смутное представление о геологии, но проникся уважением к этой науке. Он стал бы уважать и медицину и даже химию, которую не любил, если бы ими увлекалась Вера. Одним лишь не устраивала его геология: из-за нее Вера должна была уехать из Горноуральска.