Свободный полет

Хатчинсон подошел поближе к актеру Бельмондо, которого он очень любил за его бесшабашные роли благородных мошенников, детективов или полицейских агентов, орудующих за гранью закона. Тайно Клиффорд пытался найти сходство в действиях киногероя со своими деяниями в реальной жизни. Как ни странно, иногда это у него получалось.

Рядом на некотором расстоянии от кинозвезды стояли молоденькие секретарши посольства, оживленно переговариваясь между собой. С самим же Бельмондо беседовал атташе по культуре посольства г-жа Лоренс — известная своими широкими связями в парижской богеме и бурным романом с одним из «бессмертных» (так во Франции именуют членов академии). Секретарши явно обсуждали мужские достоинства актера, то и дело поглядывая на его широкие плечи, зад и спортивные бедра, плотно обтянутые расклешенными по последней моде брюками.

— Добрый день, господин Хатчинсон, — услышал он позади себя мягкий баритон.

Хатчинсон быстро повернулся и увидел перед собой мужчину среднего роста и средних лет со знакомым тяжелым взглядом, который ему приходилось ощущать на себе во время встреч с представителями правоохранительных органов в Америке.

— Как вам нравится праздник на этом крошечном кусочке нашей родины?

— Простите, сэр… — замешкался Клиффорд.

— Лари. Лари Черчмен. Офицер службы безопасности посольства, — сказал мужчина, протягивая руку Хатчинсону.

— Очень п-приятно, сэр.

— Просто Лари. Какие церемонии между соотечественниками.

— Хорошо, сэр… хорошо, Лари, — как школьник на уроке, повторил Клиффорд. — Рад знакомству, Лари, — закончил он более уверенно.

— Взаимно. Мне бы хотелось встретиться с вами, господин Хатчинсон, в будний день и где-нибудь вне посольства. Как насчет этой пятницы? — И, не дожидаясь ответа, назначил место встречи: — Итак, в двенадцать тридцать у Эйфелевой башни, на стороне, которая ближе к метро Бер Аким. Подходит? Если вас не смущает столь банальный выбор. Приглашаю вас на ланч. Рядом — прекрасный ресторанчик. Там и поговорим. Вспомним о старых добрых временах, когда вы еще работали в компании «Надежное страхование» в Нью-Йорке…

«Дядя Сэм[17] добрался до меня, — мелькнуло в голове Клиффа. — Интересно, а про швейцарский банк они знают?»

Он внутренне напрягся, ожидая, что за этим последует.

— Не обижайтесь, Хатчинсон. Что было, то было. В дальнейшем будем говорить исключительно о приятных вещах… Вы снова преуспевающий бизнесмен, не так ли? До пятницы. О’кей?

Лари Черчмен исчез в толпе гостей так же быстро, как появился.

Настроение у Хатчинсона было вконец испорчено. Проклиная Дядю Сэма, он медленно пошел к выходу, минуя веселящиеся группки гостей.

В субботу утром, как они уговорились заранее, Гали отправилась с Клиффордом на праздник вина в Реймс. Столица шампанских вин открывала в этот день двери винных хранилищ и щедро угощала любителей самого прекрасного напитка на земле. Редкому гостю фестиваля удавалось пройти от начала до конца улицу, растянувшуюся на восемнадцать километров, которая полностью занята винными погребами. За весьма умеренную плату желающих возили на экскурсию в подземелья старинных заводов, где дозревали лучшие французские марки шампанского. Со смехом усаживались люди в небольшие, почти детские вагончики и путешествовали по таинственным полутемным тоннелям, выдолбленным в скале три столетия назад. В воздухе парил терпкий запах винограда — Гали давно заметила, что каждый тоннель имеет свой особенный аромат. А вдоль стен бесконечными рядами в специальных гнездах полулежали под определенным углом бутылки. Их вручную ежедневно поворачивали на несколько градусов потомственные виноделы. Трюк заключался в том, чтобы по прошествии положенного срока горлышки бутылок стояли строго перпендикулярно полу! А на пробке образовывался винный камень, который потом удалялся вместе с пробкой и горлышком посредством заморозки. Только после этого шампанское считалось созревшим, и им заполнялись новые бутылки.

Хатчинсон перекатывал во рту жгучие пузырьки: он ценил шампанское, конечно, но с большим удовольствием выпил бы виски. Но, не желая сердить Гали, изображал интерес к истории напитка.

— Дорогая, скажи, пожалуйста, Периньон изобрел только эту марку или еще какую-то?

Они сидели во дворике маленькой домашней винодельни — Гали любила, после огромных заводов, заехать вот в такое хозяйство, пригубить вина, послушать хозяев о превратностях погоды и «грязных фокусах правительства, всегда готового выбить из честного крестьянина последнее».