Свободный полет

Недавно один знаменитый французский разведчик на вопрос газеты «Русская мысль»: «У вас есть друзья среди русских эмигрантов?» — ответил весьма выразительно: «Почти нет. Мне по профессиональным соображениям было опасно посещать русских эмигрантов: в их среде было чрезвычайно много агентов КГБ».

В этом смысле работа Гали среди диссидентов имела особенно пикантный и даже экстравагантный оттенок. Наверняка кто-нибудь из «жертв режима» закладывал и ее. Подобное, как известно, притягивает подобное.

Но встреча с Зосимовым была приятна Гали просто по-человечески. Она чувствовала (а интуиция всегда была ее союзником), что Влад не имеет связи с Лубянкой. Догадывался ли этот умный, действительно любящий Россию человек о ее сотрудничестве с Комитетом — она не знала.

Глава 13 СЛУЧАЙ НА ТАМОЖНЕ

Галерея «Gali» процветала. Ее посетителями, а значит, и покупателями уже давно стали не только французские коллекционеры. Молва о новом парижском бутике, где выставляется антиквариат, распространилась далеко за пределы Франции: любители старинной бронзы, коллекционного фарфора и «старых» фламандцев, бывая в Париже, непременно посещали галерею мадам Легаре. «Здесь не встретишь подделку», — уверяли собиратели, и слава «Gali» росла, а вместе с нею и доходы Гали. Но как говорится — чем больше имеешь, тем больше хочешь. Гали хотела всегда, и тут как тут опять возник Бутман.

— Ты что-то округлился, Эдик, — заметила Гали шутливо.

— Италия виновата. Пицца, пандольче, мороженое — святой не устоит. За месяц и накопился жирок.

— А что такое — пандольче?

— М-м-м, — замурлыкал Бутман. — Пандольче — это такой хлеб с изюмом, орехами, цукатами…

— Понятно. А кроме сдобной плюшки чем порадует родина Микеланджело?

Информация оказалась весьма любезной сердцу мадам Легаре. И через три дня Гали и Бутман вылетели в Рим.

— Миша Перельман, — представился, целуя руку Гали, пожилой румяный джентльмен — коллега Бутмана по общему бизнесу в Москве.

Афера, предложенная Мишей и Бутманом, ей чрезвычайно понравилась. Ей показали, как искусные ювелиры срабатывали кольца, броши, колье с клеймами самых дорогих фирм Европы. Гали с восторгом любовалась великолепными фальшивками и не могла найти «слабое» место. Стоимость, реальная стоимость поддельных украшений получалась раз в десять меньше настоящих. Продавать же их предполагалось по цене подлинных.

— Представляешь, какой навар! — восхищался Бутман. — Миша производит, мы реализуем во Франции. К тому же золото и камушки в Париже — дорогие.

— Пятьдесят на пятьдесят. — Гали принципами не поступалась. Она также понимала — перевозить контрабанду придется ей. Во всяком случае, на первых порах.

Прокладывать тропу для «заповедных товаров» — так называли контрабанду наши предки — мадам Легаре решила с малого: провезти во Францию только бриллианты.

Золото и камушки всегда были предметами любви нелегальных курьеров, каждая эпоха вносила свои коррективы в методику процесса. В центральном музее Пограничной службы России хранится богатая коллекция тайников, конфискованных у контрабандистов. Особой любовью пользовалась обувь.

Вот элегантная босоножка на высоком каблучке: подошва да узенькая, шитая стразами перепоночка. Однако, килограмм (!) золотых монет исхитрилась запрятать в трех парах роскошной обувки мадам Татусян. Бдительное око контролера на ОКПП «Одесса» лишило даму из Ливана возможности попользоваться привезенным богатством. Наши таможенные инспекторы, люди высокопрофессиональные, говорят, что вычислить «обувщика» непросто, тем более что правила досмотра весьма строги: требовать от каждого, кто проходит таможенный контроль, разуваться запрещено. За излишнее рвение могут и наказать. Другое дело, когда есть сведения, на основании которых таможенники получают приказ досмотреть обувь господина N.

Так случилось вот с этими добротными мужскими туфлями, а точнее — с Михаилом Вархавтичем, попытавшимся пронести на своих ногах своеобразный тайник. Вархавтич, вылетавший рейсом Москва — Варшава, заполняя декларацию, подтвердил, что «золота, платины и других драгоценных металлов, запрещенных к вывозу, не имеет». Однако информация таможенников не совпадала со словами пассажира.

Вархавтича попросили открыть чемоданы и дорожные сумки и вежливо поинтересовались содержимым сумки его жены. Но все было пусто. Процедура досмотра затягивалась, и таможенники начали про себя бранить сверхбдительные органы. Михаила попросили разуться. Не торопясь, он снял одну туфлю, рядышком аккуратно поставил вторую. Спокойствие покинуло Вархавтича, когда таможенник и майор-пограничник обратили внимание на подозрительную мягкость каблуков: прощупывая и прогибая подошвы, постучали ими об пол, услышали характерный перезвон. Лидии и Михаилу Вархафтич оставалось лишь молча наблюдать, как отделенная от стелек подошва открыла неглубокую вмятину, где плотненько устроилась платиновая проволока, а также «три платиновые пластинки и два платиновых перстня». Туфельки попали в музей, супруги — на Лубянку.