Свободный мир

Мир изменился навсегда. Но если кого-то это пугало и даже если это пугало экспертов могущественного Комитета по этике, заставляя их как взведённых носиться по этажам в попытках не упустить ни единой новости, даже если это заставляло трусливых правительственных крыс обрывать все линии комитета, то Джеймс Роулс допивал свой утренний кофе в полном спокойствии и одиночестве.

Он не читал новостей и не проверял почту. На Мэдоусайд роуд, открывавшейся ему из окна, было непривычно оживлённо, но с высоты, на которой располагался его кабинет, подробностей было не разобрать.

Левой рукой, с обручальным кольцом, но без часов, он придерживал блюдце. Кофе был не лучшего сорта, но и такой достать теперь стало непросто, тем более в комитете. Слух о том, что его глава пьёт нормальный кофе, а не синтетический заменитель, мог бы стать скандалом на целых пару дней.

Впрочем, в тот день Джеймс вполне мог бы признаться в чём угодно, и практически наверняка это прошло бы незамеченным.

Сколько лишней суеты, сколько бесполезных движений совершали эксперты комитета… Джеймс смотрел на них, разносящих сплетни и тревогу по коридорам, и с ужасом думал о том моменте, когда ему придётся сложить с себя полномочия и, возможно, кого-то из них рекомендовать на своё место. Он был ещё достаточно молод: ему не исполнилось и шестидесяти, и на покой он в ближайшее время не собирался, но время от времени эта мысль грызла его. Вот и теперь он пытался отыскать среди всех этих бесполезных лоббистов и психов, повёрнутых на попытках не допустить прогресса любыми средствами, хотя бы одного спокойно и трезво мыслящего человека.

В зале заседаний его, конечно, уже ждал основной состав комиссии по информационным нарушениям, а также искренне нелюбимая им секретарь по вопросам отношений с правительствами, пытавшаяся, как всегда, в обход других донести до него свои сверхважные послания. На этот раз она избрала новую стратегию: вместо того, чтобы подкарауливать у входа, она набралась наглости и встала по правую сторону от его кресла, разложив на столе электронную доску, занявшую всё свободное место, отведённое председателю комитета. А ей, надо заметить, и вовсе не полагалось находиться на закрытом совещании профильной комиссии.

— Генеральный секретарь ООН хочет обра… — начала было она, но Джеймс посмотрел на неё так, что она осеклась и приняла из его рук убранную им со стола доску.

— Мы поговорим позже, — сказал он, неотрывно глядя на то, как она в спешке, но спиной вперёд отходит к двери.

— Но послушайте, вас ждёт госсекретарь Соединё… — сделала ещё одну попытку она.

— До вечера, — с упором на каждое слово ответил ей председатель комитета и недвусмысленно вытянул руку, указав на открытую дверь.

За те пять лет, что она проработала в комитете, Джеймс настолько привык отвечать на её бестактности, что даже не прилагал никаких усилий, чтобы её осадить. Делегированная внутренним центром подготовки экспертов, она считала себя вправе совать нос во все дела, хотя должность эта была скорее формальной, и её предшественник на этом посту, увы, получивший повышение, относился к работе со здоровой иронией. И уж конечно, он не докучал своими проблемами председателю комитета.

Джеймс прекрасно понимал, к чему вся эта игра: она своим навязчивым поведением пыталась вынудить поспособствовать её карьерному росту. Но и он не зря занимал кресло: растянувшееся на пять лет противостояние нисколько не утруждало главу Комитета по этике Джима Роулса. Если бы не выдающееся внутреннее спокойствие, он и вовсе не смог бы удержаться на этом посту. А он переизбирался уже двенадцать раз.

И вот теперь угроза смещения нависла над ним настолько, насколько этого не происходило ещё ни с ним, ни с любым другим человеком, возглавлявшим организацию до него. Точнее говоря, так, должно быть, казалось тем, кто с сочувствием смотрел на Роулса этим утром. Никто не произнёс ни слова, когда дверь за до смерти надоевшей ему секретаршей закрылась. Сонцев, самый пожилой эксперт комитета, качала головой, пребывая в мрачной отрешённости. Она сняла очки и положила их на стол перед собой, а её взгляд рассеянно блуждал по пейзажу за окнами. Такой он не видел её никогда.

Новичок в комитете, Максл отчаянно пытался поймать глазами взгляд председателя. И тоже молчал. Другие двое, Армандо и Моррван, белые мужчины чуть младше Джеймса, оживлённо спорившие о чём-то до его прихода, теперь сидели в молчаливом напряжении. Они ждали, что он скажет.

Роулс невольно подумал о том, как отвратительно, что люди, когда-то проголосовавшие за него двенадцать раз подряд, не находят в себе сил поверить в него теперь, не находят сил даже на то, чтоб взглянуть ему в глаза.

— И в чём причина? — спрашивает он, не здороваясь.

Сидящие за круглым столом поднимают глаза и встречаются с настолько спокойным, настолько привычным им выражением лица, что в их головы закрадывается мысль о том, а почему это они действительно ведут себя так странно.